Осада тянулась и тянулась, наводя тоску. Кейн не желал идти на штурм, Ридэйз опасался сделать вылазку. Кейн сидел в своем павильоне без одной стены, обращенной к городу, наблюдая за работой катапульт. Вот очередной снаряд, пробив крышу одного из дворцовых флигелей, поднял тучу пыли. Кейн усмехнулся. Еще совсем недавно он мечтал заполучить схему тайных ходов и помещений этого дворца, и вот теперь он крошит его в пыль. Да, так часто бывало в его жизни: вещи, которыми ему не удавалось завладеть, оказывались перемолотыми в пыль, стертыми с лица земли.

Кейн чертыхнулся и потянулся к фляге с бренди. Знакомая депрессия после каждой битвы становилась на этот раз просто нестерпимой. Кейн гадал, сколько еще он протянет, участвуя в своей игре, сколько еще сможет удерживать груз веков, давящий на его душу. Не раз он ловил себя на том, что мысленно возвращается в башню Ислсль, касается рукой лучей-щупалец ее солнца, уступая давнему искушению…

В тот вечер произошли два события, которые вывели его из этого мрачного настроения.

Из города вышла делегация под белым флагом. Генерал Ридэйз предлагал переговоры об условиях достойной капитуляции.

А на северном горизонте поднялось в небо облако пыли: орды сатакийцев приближались к Сандотнери.

Ни одно, ни второе событие в общем-то не были неожиданными. Врасплох застало Кейна другое.

Ортед Ак-Седди лично возглавлял колонну, выступившую в Великий Поход Черного Креста.

Присутствие Ортеда отнюдь не вызывало у Кейна радости, а равно и других верноподданнических чувств. Однако… его приезд внес хоть какую-то новизну, обещая непредсказуемое развитие событий.

Сидя в тени павильона, задрав ноги в кавалерийских сапогах на стол, он лениво разглядывал приближающихся парламентеров. Их чистая, опрятная одежда резко контрастировала с его пропыленными кожаными штанами и дерюжной безрукавкой, которую он обычно надевал под латы. В целом, по сравнению с утонченными придворными, Кейн выглядел как взгромоздившаяся в кресло здоровенная обезьяна. Лишь глаза выдавали недюжинную работу мысли да легкая ухмылка, которой он ненавязчиво, но очевидно давал понять, кто здесь хозяин положения.

— Осада зашла в тупик, положение патовое, — начал свою речь старший парламентер. — У вас нет достаточного количества солдат, чтобы взять город штурмом, у нас недостает кавалерии, чтобы снять осаду. Вряд ли дальнейшие обстрелы пойдут на пользу нашему городу, вряд ли и вы собираетесь бесконечно затягивать осаду, рискуя истощить запасы продовольствия вашей армии или дождаться атаки наших союзников. Поэтому нам кажется, что обеим сторонам…

— Ты подожди, подожди. Вот ведь разговорчивый какой, — перебил посланника Кейн. — Прежде чем ты окончательно достанешь меня своей болтовней, давай уясним, что мы оба в здравом уме и способны трезво оценить факты. Мои наблюдатели сообщили о приближении воинов Пророка Ортеда. Судя по тому, что их не меньше сотни тысяч, ваши часовые на башнях Сандотнери тоже имеют удовольствие лицезреть столб поднятой ими пыли. Очевидно, что именно эта деталь подтолкнула вас к столь милой беседе, так что давай не будем молоть чушь о патовой ситуации.

— Так называемые пешие воины Пророка — не более чем толпа оборванцев, — возразил посланник. — Я думаю, мне нет нужды объяснять именно вам, генерал, насколько хорошо укреплен город.

— Благодарю вас за признание того, что в моей башке способна задержаться некоторая полезная информация. Я действительно неплохо знаю систему обороны Сандотнери, — ровным голосом произнес Кейн. — Вы же, в свою очередь, прекрасно понимаете, что мои катапульты, а также подкопы, вырытые саперами, могут в течение нескольких часов проделать значительные бреши в стенах города.