- Солдат, почему подворотничок грязный?!

Не к тому прицепился. Этот на полголовы выше полковника и, судя по равнодушному взгляду, дембель. Дембеля в Афгане ничем не возьмешь. Ему все похер. Он прошел войну, он рисковал жизнью, ему через две недели домой. Клал он на начпо с высокой башни. Голый жилистый торс блестит от пота. На правом плече мутная наколка: «ДРА - ОКСВА» и орел какой-то дегенеративный с непомерно большой головой.

«Где-то я этого бойца уже видел», - подумал начпо, направляясь к выходу.

- А я только с реализации вернулся, товарищ полковник, - ответил солдат, искривляя рот, словно за щекой у него каталась жвачка. - Потому и подворотничок грязный.

Это он так улыбался - половиной рта. Опухоль еще не сошла, если пощупать щеку, то внутри нее перекатывался твердый шарик, напоминающий горошину. Недавно всей ротой смотрели - в двадцатый раз, наверное! - фильм «Афоня», и на том эпизоде, где Куравлев рассказывает девушке, как он глазом о самолет ударился, все взорвались смехом: «Кудрявый, это почти как ты!» Кудрявый ударился щекой о боевую машину пехоты. Точнее, о ее пушку. Роту обстреляли под Центральным Багланом, бойцы распластались по броне, открыли ответный огонь, наводчик орудия развернул башню в сторону дувалов, и пушка с размаху Кудрявого по роже - хрясь! Гематома была такой, что заплыл глаз, превратился в щелочку. «Бля, как с такой рожей на дембель?!» Санинструктор посоветовал под холодным душем постоять полчаса. Кудрявый так и сделал. Только вернулись, первым побежал в баню. Подергал за ручку - душевая заперта изнутри. Тут бойцы потянулись, кто первым сдал оружие, магазины, оставшиеся гранаты и сигнальные ракеты. Грязные до черноты, прокопченные солярной гарью, пропыленные, липкие от загустевшего пота - полотенце на шею, мыло в кулак и вперед, в ротную баню, сколоченную из снарядных ящиков, собственность и гордость шестой роты. А Кудрявый с заплывшей рожей стоит у запертой двери, за ручку дергает: «Что за плядь там заперлась?» Дневальный подбежал, страшное лицо сделал: «Мужики, там начальник политотдела! Курите покедова!» Но тут подошел командир роты Герасимов. Тоже в трусах и с полотенцем на шее. «Почему стоим? Какой еще начальник политотдела? Баня истоплена для нас. Кудрявцев, взломай дверь!» Кудрявцев вооружился гаечным ключом из ЗИПа, просунул его под дверную ручку, чуть приналег плечом, и дверь распахнулась. В предбаннике сразу образовалась толчея, грязные трусы полетели в кучу, жопастые дистрофики ринулись в душевую. Опаньки! А оттуда выкатились две распаренные, лоснящиеся рожи. Начальник политотдела, красный, как клубника, и Танька-машинистка. Оба замотаны в простыни, мокрые волосы торчат во все стороны, глаза испуганны, бегают туды-сюды. «Вон отсюда!! - рявкнул начпо. - Герасимов, хер моржовый, какого куя ты сюда эту ораву запустил?!» Бойцы заржали. Кто впереди был, на машинистку вылупились. Баба почти голая, простыня мешает подробности рассмотреть. Стоит, скосолапившись, не слишком-то стыдясь, только губки брезгливо надувает: солдатня вонючая удовольствие испортила. Кудрявый одним глазом все ее контуры, изгибы и выпуклости в себя впитал, руками крепко мужское естество обхватил - хорошо, что не успел намылить, не удержал бы. «Воооон!!» - бегемотом заорал начпо. Но его никто особенно не испугался. В простыне он вовсе на начальника не похож. Так, мужичишка пузатенький, рыхлый, молочный, как плавленый сырок. А Танька - ах, какая конфетка, леденец, ягодка! Какая мокренькая, скользкая, мягонькая, руками бы ее всю облапить, об себя потереть, вверх-вниз, туда-сюда, да прижать, сильно-сильно, и всю эту застоявшуюся, мучительно-нудную войну - фрррру, долой, до конца, до капли, как из пулемета… «Герасимов, сука, урод!! Ко мне в кабинет через полчаса!! - плевался словами начпо. - С партбилетом!!» Бойцы попятились.