Дебрен взглядом извинился за бестактность. Он все еще не мог привыкнуть к работе в здании, в котором за каждой дверью, не исключая и тех, что вели в пристроенное к зданию отхожее место, работал какой-нибудь чародей. Даже туалетная уборщица чаще размахивала волшебной палочкой, чем тряпкой, проталкивая чарами через трубы то, что высший и средний персонал удалял в невероятно роскошных условиях, то есть не выходя во двор. Низший персонал, разумеется, бегал в кусты.

Выходя из "кишки" в реальное пространство, дракленское веретено стрельнуло молнией длиною в милю, промелькнуло над южной башней и с зубодробительным гулом начало тормозить, двигаясь над полосой по гиперболе. Полоса была целиком покрыта листовым железом, на нее ушло больше металла, чем потребовалось бы нескольким броневым армиям, но зато она была самой большой и самой тяжелой не только во Фрицфурде, но и вообще в мире. Именно отсюда обслуживались линии на Зулю, а толпы богатых паломников требовали особого к себе отношения. В остальных направлениях люди летали – потому что вынуждены были, – чтобы заниматься политикой, шпионажем, торговлей или информационной деятельностью. Таких было немного, они не перегружали веретен, а убогость удобств и элемент риска не вызывали недовольства. Зарабатывание больших денег, как правило, занятие муторное – хоть и не столь мучительное, как зарабатывание малых, – и не совсем безопасное. Другое дело, если есть желание большие деньги тратить.

Металл полосы передал силу торможения металлу веретена и значительно облегчил задачу коллектива телекинетиков южной башни. Но коллектив здесь был малочисленный и – как обычно на третьеразрядном направлении – не очень компетентный. В результате приземление получилось скверным, и Пекмут фонт Герсельбрюкер впервые за свою руководящую карьеру наблюдал за посадкой веретена, не вставая с кресла и не подходя к окну во фронтальной стене. Трансфер из Драклена не только пролетел по всей длине слабо или неумело питаемой магией полосы, не только врезался в растянутые на ее конце аварийные сети, но и пробил их, вспахал снег и землю к югу от здания управления и в конце концов замер меж досок разбитой ограды. Дебрен, даже не обостряя зрения чарами, заметил какую-то фигуру в лисьей шубе, мчащуюся к месту происшествия со стороны толпы горлопанов. Демонстранты не присоединились. Снега намело у ограды на три стопы, сама ограда успела ударить пришельца слабой молнией, но главное – неприятности, выпавшие на долю персонала портодрома, не задевали интересов пикетчиков.

– Выгоню! – рявкнул Пекмут фонт Герсельбрюкер, треснув кулаком по крышке секретера. – Намертво ослиные уши к башке приколдую! Дурни! Неучи! Свинские псы! Ты видел, Дебрен? Сквозь две сети пролетело! Пятнадцатистоповец, мать их так! Курсант бы его на половине полосы, сунув палец в зад, остановил, а эти тупицы забор раздолбали! Махрусе милосердный, и куда мир катится?!

Было бы тихо, если б не звон бочковоза, мчащегося во весь опор к дымящимся останкам веретена. Дебрен мог позволить себе многозначительно кашлянуть.

– Что? – буркнул телепортовик. Борода его, возможно, от злости, но скорее всего от рассеявшейся и обратившейся в электричество магии распушилась и встала дыбом.

– Там бежит какой-то прекрасно одетый бездельник, – указал пальцем Дебрен. Указание пальцем считалось в кругах чернокнижников малокультурным, ибо для этого применялись световые точки, генерируемые на интересующем объекте, окне или просто в пространстве между наблюдателем и наблюдаемым, но Дебрен хотел доказать, что действительно способен быстро обучиться.