Однако он чувствовал, что даже теперь, дрожа от холода и начиная слегка клацать зубами, не сможет обмануть себя. Даже теперь. А что потом, когда он окажется в кресле заместителя телепортовика, будет посиживать в теплом кабинете, бить баклуши, как всякий отдающий распоряжения начальник, и, не имея более интересного занятия, вспоминать грехи молодости? В какой провал памяти запихнет таинственную сирену с Чернухи? И чем запалит этот провал? А заваливать скорее всего придется. Нужда заставит.

Несколько бусинок. Необходимо воспользоваться этим временем и соскоблить с себя жир и сажу, облепившие его, пока он дремал на кухонной плите. Располагающая внешность – половина успеха при переговорах.

Зачем она сюда явилась? Почему пряталась в зарослях от людей из Бельницкого княжества и обрадовалась, увидев сотрудников Телепортганзы? Что это за разговоры о муже во Фрицфурде и полете к нему? Сирены не летают. И груди сосновыми ветками не прикрывают. Разве что те, которые из теммозанских краев, где свихнувшиеся язычники рады бы прикрыть женщинам все, что только можно. Если, конечно, в тех песках вообще водятся какие-то сирены. Но здесь же Биплан. Очень сухопутный Биплан. От него можно запросто докинуть беретом до соседнего Морвака, единственного достаточно крупного королевства, которое ни сейчас, ни когда-либо раньше не имело выхода к морю. Само присутствие водной сирены в таком месте могло отравить любопытствующий ум до конца жизни.

Ну – и еще Думайка. Он родился там и хоть довольно рано отправился в мир, но ведь иногда все же возвращался. Последнее время чаще ночами, прикрывая лицо капюшоном, но это только ухудшало дело. Запретный плод пахнет гораздо слаще. И делится своим запахом с каждым, кто хотя бы слегка прикоснется к нему.

Можно было бы спросить ее о…

О Махрусе сладчайший! Что копошится в этой несчастной, опаленной, как у свиньи, голове? Сентиментальная болтовня и баба-уродина с огромными ступнями?

Не делай этого, Дебрен! К большому, светлому, теплому дому с видом на красивый сад ведет не эта дорога. А ту, правильную, ты уже наполовину прошел. Дом близко, а в доме может… может, несмотря на все…

– Ольрик! Ты меня хорошо слышишь?

– А чего б не слышать? Вы ж на месте стоите, хоть и подпрыгиваете от холода.

– Скажи кордонерам, что я пошел искать. И здешних, и выпавших из "кишки". Потому что Ганза не только за своих людей отвечает, но и за пассажиров тоже.

– Верно ли я вас понял, господин Дебрен?! Хотите в лес пойти?! Сейчас?! У вас что, ум за разум зашел?

– И еще скажи, что наши подкрепления из Фрицфурда уже в пути. Потому что – повтори им еще раз – мы наших в беде не оставляем, так что княжеские кордонеры могут возвращаться домой, тут им делать нечего.

– Так ты действительно из Фрицфурда, Дебрен? Не шутил? – Дебрен развернулся на пятке и направился к дому. – Останься, не делай глупостей! Погибнешь там!

Ольрик был всего-навсего установщиком зеркал, не телепатом. Но магуновы мысли, пожалуй, читал.

Яма оказалась гораздо глубже, чем он предполагал. Нога погрузилась в снег по самый пах. Дебрен грохнул сначала котелком по обледеневшей земле, а потом лбом о котелок. В глазах потемнело – немного от неудачно самортизированного падения, немного от потери светового шарика, который, слушаясь заклинания, держался на стопу выше бровей и в сажени перед головой. Стопой выше и саженью дальше сейчас, чума и мор, перед ним была либо сплошная скала, либо промерзшая земля. Холод! И еще раз чума и мор! К черту пошла вся работа, его аж хватануло между ушами и верхней частью позвоночника, когда засевшее в подсознании заклинание пыталось удержаться в положенном месте. Но еще не родился тот, кто бы изнутри наполнил скалу светом.

Дебрен отрыгнул всю съеденную кашу – во всяком случае, ту, которую не успел переварить.