Отец напустил целую лужу спермы, и жене предстоит все прибрать. То, что она не слизала, ей придется смыть. Директор стаскивает с нее оставшуюся одежду и наблюдает, как жена моет и выгибается, трет и выкручивает тряпку. Груди ее то свисают спереди, то болтаются вокруг тела, пока она чистит, скоблит и подновляет. Он сжимает ее соски пальцами, крутит их, словно собирается вкрутить электрическую лампочку. Своими буйными, тяжелыми потрохами, выпучивающимися спереди, в вырезе его брюк, словно в светлом небесном окошке, он ударяет ее сзади по ляжкам. Когда она наклоняется, колени ее разъезжаются в стороны. Теперь он может взять в ладонь все ее фиговое дерево и позволить своим пальцам поиграть в буйного странника. Кстати, уж если она широко расставила ноги, пусть встанет над ним и пописает ему в рот. Что, не может? Раздвинем ей колени пошире и звучно шлепнем ее (аплодисменты, аплодисменты!) по мягким половым губам, которые раскроются с тихим причмокиванием, а мы, мужчины, со всего размаха опустим пивную кружку на стол. Если она и в этом случае не сможет помочиться, мы всю ее женскую плоть потянем вниз за волосы в паху, пока женщина не подломится в коленях и, раскорячившись до предела, не опустится на грудную клетку господина директора. Он держит ее манду за волосы, раскрывая, как дамскую сумочку, и трется об нее лицом, чтобы потом грубо и сильно обсосать со всех сторон, словно бык, лижущий соляной камень, и горы вдали охвачены пламенем. Груз поленьев лежит на мужчинах. Воды их журчат что то невнятное, и женщины впитывают эту невнятность при помощи особо впитывающих прокладок и санитарного средства «Аякс».

Женщина допивает остывший кофе из своей мутной чашки. Словно спасаясь бегством, она натянула на себя воздушное дыхание колготок. Ни одной женщине в округе не живется так хорошо, как ей. Над ее головой висит невидимая лапа хозяина, чтобы ей было уютно в клетке для диких зверей. Еще вечером директор начинает строить улыбочки, адресуя их усталой жене и нащупывая свою цель. Немного погодя он пойдет на абордаж, он всегда первый в этом Первом австрийском банке! Женщина невидящим взором смотрит в ту сторону, где портятся продукты, словно хочет сбросить мужа со своего дремотного ложа. Так вот и разминутся они, как всегда, на широком и полном опасностей пути, который представляют из себя крутые американские горки их брака. Жители деревни этой женщине завидуют, ведь она так красиво одевается, а грязь в их доме убирает прислуга, нанятая по каталогу жителей деревни, которые только и хотят, чтобы жить в братском согласии. Ребенок довольно поздний, но не настолько поздний, чтобы из него не успел вырасти вечно канючащий взрослый. Мужчина во время объятий кричит от страсти, и голос женщины ластится к нему, чтобы он взмахнул своим жезлом и купил дорогие безделушки для их общего дома. К примеру, новый шелковый гарнитур: она наденет его, когда муж поставит ее в позитуру, чтобы потешить свою блаженную плоть. Увы, никто не способен творить чудеса. Когда у мужчины проходит опьянение, он сразу покорно стремится все возместить жене. Он человек добродушный. Да, он заплатит, он все уже оплатил, все, что вы видите здесь в цветном изображении. Осушите ваши щеки от слез!

За ужином на тарелках будет самая обычная еда. Блюда коротко представят друг другу, и они быстро перемешаются в поедающих их телах. А ведь как обстоят дела под другими крышами! Еде в этом доме не придают особого значения, мужу важно, чтобы всего было много, чтобы сильный едок с радостным смехом сдавался и оседал под грузом пищи. Колбаса и сыр вечером, вино, пиво и шнапс. И молоко, чтобы ребенок был защищен от болезней. Вот перед нами паштет и холодные закуски, толстым слоем накладываемые на легенду, будто средний слой обеспечен снизу, а сверху находится под защитой закона об экологии (под защитой природы).