— Даю слово Соленого Клюва, в следующий раз мы его не упустим! Шлепнем наверняка!

— Э-э, нет. Только не это.

— Я что-то в толк не возьму…

— Я хочу, чтоб он выздоровел.

— Патрон, при всем моем уважении к вам, должен заметить, что вы рехнулись.

— Это ты, сударь мой Жюстен, ума лишился.

— Очень может быть. Но в чем это выражается?

— Я заплачу пять тысяч чистоганом, только бы этот проклятый мазила очухался.

— И это после того, как вы отвалили солидный куш за то, чтобы привести его в такое состояние?!

— Да!

— Ну, значит, вы задумали какую-то адскую комедию!

— Верно говоришь — «адскую». Перед тем как порешить, я хочу лишить его чести. Жизнь его я, можно считать, взял. А теперь я хочу покрыть его позором, сравнять со всякими висельниками… А то, чего я захотел, я добиваюсь. Уж он меня попомнит!

— Шикарная идея, патрон! Пусть узнает перед смертью, что его подружку оприходовали все, кому не лень! Великолепная месть!

ГЛАВА 29

Несмотря на все свои благие намерения, несмотря на смертельную опасность, которой он подвергался, внедряясь к «подмастерьям», первого преступления бедняга Боско предотвратить не сумел…

Подозревал ли таинственный и страшный главарь, увидя Боско один-единственный раз в день его посвящения, что парень ведет двойную игру?

То, что его одного-одинешенька оставили в катакомбах, было ли это обычным недоверием ко всем новичкам или же применили такую меру исключительно к Боско?

Бедолага, находившийся, вне всякого сомнения, под влиянием наркотика, подмешанного ему в вино, заснул мертвым сном, но даже сквозь сон мучился мыслью: «Кто же спасет Леона? Кто защитит Мими?»

Боско медленно приходил в себя, даже не представляя, сколько он проспал. В голове гудело, во рту пересохло, мысли путались. Ему понадобилось немало времени, чтобы прийти в себя.

Осмотревшись и осознав, что находится в каком-то месте, без стен и потолка, Боско припомнил свою бродяжью жизнь, с ее всевозможными ситуациями, в которые приходилось попадать.

Тут и там коптили тусклые ночники, порождая под сводами чудовищные движущиеся тени. В полумраке виднелись в живописном беспорядке расставленные стулья, угадывались очертания лежанок.

Над всем этим хаосом витал запах снеди, табака, алкоголя.

Наконец Боско пришел в себя и пробормотал:

— «Подмастерья»! Я нахожусь в катакомбах!

И снова его больно ранила мысль, мучившая бродягу перед погружением в сон: «Леон! Мими!»

Одному грозит опасность потерять жизнь, другой — честь! Вспомнив об этом, он соскочил со своей лежанки, будто его током ударило.

«Во что бы то ни стало надо отсюда выбраться», — скомандовал он себе.

Однако уж слишком хорошо знал Боско все парижские задворки, чтобы не понять: это невозможно!

Ах, если бы он был не один! Если бы здесь остался кто-нибудь из «подмастерьев», ловко, как демоны, улизнувших из подземелья!

Оплакивая свое бессилие, он пребывал во власти тяжких раздумий, как вдруг услышал, что рядом кто-то громко сморкается.

Кто-то живой был здесь, совсем близко!

Какой-то человек, ворочаясь на диване, потянулся и забормотал пьяным голосом:

— О, мой Бог, какое тяжкое похмелье! Какое похмелье…

Боско приблизился и сразу же узнал стонущего.

— Это ты, Франжен?! — в удивлении воскликнул он.

— Я… — ответил Франжен. — Шишка, всегда к твоим услугам… А ты кто такой?

— Я — Боско.