По тому, с какой досадой он отбрасывал их один за другим, Грачик понимал, что нужные следы не находятся. Но тут посчастливилось ему самому. Он с торжеством протянул Кручинину старую походную сковородку: на ее закоптелой поверхности ясно виднелись отпечатки нескольких пальцев. Это могли быть только отпечатки одного из друзей или следы пальцев Оле.
Кручинин бережно взял сковородку.
— Даже заранее, по размеру этой лапы, можно сказать, что она принадлежит твоему любимцу, — сказал он с уверенностью и принялся за обработку изображений следов, чтобы их можно было сличить со следами, оставленными на кастете и на клеенке.
Нередко приходилось Грачику видывать Кручинина в затруднении, но почти никогда не мог он отметить на его лице выражения такой досады, как в этот момент. Объяснения были излишни — отпечатки не сошлись.
НОВЫЙ СЛЕД
Так как ни у Кручинина, ни у Грачика не было сомнений в том, что на сковородке они нашли отпечатки пальцев Оле, то становился очевидным, что кастет и клеенка носили чьи-то иные оттиски — не Оле. Вздох облегчения вырвался из груди Грачика, но Кручинин насмешливо поглядел на него:
— Рано, Сурен, слишком рано! — с дружеской укоризной сказал Кручинин. — Когда, на конец, я приучу тебя к тому, что не следует столь громогласно и с такой самоуверенностью делать заключения.
— Кажется, я молчал, — заметил Грачик.
— Ах, Сурен Тигранович, а ваш более выразительный вздох? Разве он не выдал что было у тебя на уме? Право, не стой только в присутствии других…
— Тут нет никого, кроме вас.
— Но я-то ведь не ты. А выражать, да еще столь громко свои эмоции не следует даже один на один с самим собой. В особенности, когда эти эмоции преждевременны. И вообще ты должен иметь в виду, что преждевременная радость столь же вредна, как и преждевременное разочарование: они размагничиваю волю к продолжению поисков.
— А как их отличить: преждевременны они и своевременны?
— А ты пережди малость, проверь свои ощущения, убедись в выводах не сердцем, а рассудком.
— Ох, Нил Платонович, джан! Всегда рассудок и только рассудок! А как хочется иногда пожить и сердцем. Поверьте мне, друг, сердце не худший судья, чем мозг.
— Нет, братец, не в наших делах.
— Значит, вы отрицаете…
Кручинин рассмеялся и не дал Грачику договорить:
— Нет, нет! Только не нужно темы о чувствах, об интуиции и прочем. Ведь условились жить по доброй пословице: семь раз отмерь? Вот ты и мерь теперь: сошлось, не сошлось…
— Любит, не любит, плюнет, поцелует… — насмешливо огрызнулся Грачик.
— Нет, брат, мы не цыгане. — Кручинин похлопал себя по лбу. — Ты вот этим местом должен отмерять. Вот и отмеряй, что может означать несходство этих следов.
Это звучало как предостережение. Грачик отлично понимал, что преступнику иногда удается самыми ловкими ходами запутать свои следы.
— Если согласиться с фактами и допустить, что Оле невиновен, — продолжал Кручинин, — то нужно найти другого убийцу. Он должен быть такого же большого роста.
— Пастор! — вырвалось у Грачика.
Он готов был пожалеть об этом восклицании, но Кручинин одобрительно глядел на него, ожидая продолжения.
— И… кассир Хеккерт, — сказал Грачик, — он почти так же велик. Правда, он ходит согнувшись, но… если его выпрямить…
— То он сможет через стол дотянуться жертвы?
— Да… Уж если разбирать все вариант так разбирать.
— Конечно, — согласился Кручинин. |