Она обвила мою шею руками и целовала меня в губы, мешая говорить. Тело ее извивалось, стараясь покрепче прильнуть к моему.

– Не собираюсь я никуда уходить – ни сейчас, ни потом. Никогда, – прошептала она мне на ухо. – И не спрашивай почему, все равно не скажу, хоть убей. Никогда не скажу, что люблю тебя, даже если бы полюбила на самом деле.

В этот миг я, кажется, потерял сознание или провалился в сон, во всяком случае, услышав последние слова, успел заметить, как меня оставляют силы и все вокруг начинает кружиться. Проснулся я много часов спустя в темной комнате и почувствовал рядом ее мягкое тело. Мы лежали, зарывшись в простыни и одеяла, и я увидел сквозь окно в потолке мерцание неведомой звезды. Вероятно, дождь прекратился совсем недавно – стекла уже не были запотевшими. Скверная девчонка буквально прилипла ко мне, ноги ее переплелись с моими, губы уткнулись в мою шею. Я услышал стук ее сердца: оно чинно билось во мне. Гнев улетучился, и я искренне раскаивался и в том, что ударил ее, и в том, что потом, уже в постели, причинил боль. Нежно поцеловав и стараясь не разбудить, я беззвучно прошептал ей на ухо: «Я люблю, люблю, люблю тебя». Но она не спала. Поэтому еще теснее прижалась ко мне, коснулась губами моих губ, и пока говорила, язык ее бился о мой язык.

– Запомни: спокойной жизни со мной не будет. Потому что я не хочу надоесть тебе, стать чем‑то привычным. Мы с тобой и вправду поженимся – только чтобы уладить проблему с бумагами, но я никогда не буду твоей женой. Я хочу всегда оставаться твоей любовницей, твоей собачкой, твоей шлюхой. Как нынче ночью. Только так ты всегда будешь сходить по мне с ума.

Говоря все это, она не переставала целовать меня, словно пыталась вся целиком раствориться во мне.

VI. Архимед, строитель волноломов

– Волноломы – самая большая загадка в инженерном деле! – воскликнул Альберто Ламиель, разводя руками. – Да, дядя Рикардо, наука и техника сумели разрешить все загадки Вселенной, кроме одной. Неужели ты никогда об этом не слышал?

Альберто, весьма преуспевающий молодой человек, инженер, окончивший МТИ,[17] гордость семейства Ламиель, называл меня «дядей», хотя никаким дядей я ему не был, потому что он был племянником Атаульфо совсем по другой линии. Так вот, с первой минуты знакомства Альберто вызвал у меня стойкую неприязнь, потому что слишком много говорил, да к тому же с невыносимым пафосом. Но неприязнь, как ни странно, не стала взаимной, наоборот, он сразу же принялся осыпать меня знаками внимания и всячески выказывать свое уважение – настолько же пылкое и искреннее, насколько необъяснимое. Какой интерес мог представлять для молодого блестящего инженера, который строит здания по всей Лиме – в восьмидесятые годы город начал стремительно разрастаться, – скромный переводчик, давным‑давно покинувший родину, а теперь глядевший на все с оторопью и ностальгическим любопытством? Я затрудняюсь ответить на этот вопрос, но Альберто тратил на меня бездну своего драгоценного времени. Возил смотреть новые районы – Лас‑Касуаринас, Ла‑Планисие, Чакарилья, Ла‑Ринконада, Вилья, а также курортные городки, которые как грибы вырастали на южном побережье. Показывал виллы, окруженные парками с прудами и бассейнами, какие можно увидеть только в голливудских фильмах. Однажды я признался ему, что в детстве никому так не завидовал, как тем своим друзьям из Мирафлореса, что состояли членами клуба «Регаты», ведь сам я либо проскальзывал туда тайком, либо заплывал на заветную территорию по морю – с маленького пляжа, граничившего с Пескадоресом. Поэтому Альберто и пригласил меня пообедать в этом старинном заведении. Клуб, по его словам, не отставал от времени: там имелись теннисные корты, олимпийский и теплый бассейны, а также два новых пляжа, отвоеванных у моря благодаря паре длинных волноломов.