Изменить размер шрифта - +
Кивнул и двинулся к нам, неровно шагая по свинцово‑черным камешкам, покрывающим берег. Когда он приблизился, я рассмотрел Архимеда получше. Щеки у него ввалились, словно он давно потерял все зубы, подбородок разделяла глубокая бороздка, которая вполне могла быть и шрамом. Самым живым на его лице были глаза – маленькие и мутные, но глядели они тем не менее пристально и даже с вызовом, не мигая, можно даже сказать – нагло. Наверное, он был очень стар, если судить по морщинам, избороздившим лицо и сделавшим шею похожей на петушиный гребень, а также по узловатым рукам с черными ногтями.

– Ты такой знаменитый, Архимед, что, хочешь верь, хочешь нет, но мой дядя Рикардо специально приехал из Франции, чтобы познакомиться с самым великим на свете строителем волноломов, – сказал Альберто, похлопав его по спине. – Он хочет послушать, откуда тебе известно, где их можно строить, а где нет.

– Никак нельзя объяснить, – сказал старик и протянул мне руку. Говоря, он брызгал слюной. – Это нутром чуешь. Очень рад познакомиться, кабальеро. Так Вы, выходит, французик?

– Нет, перуанец. Но живу там уже давно. Голос у старика был дребезжащий, чуть визгливый, он проглатывал окончания слов, как будто ему не хватало дыхания, чтобы выговорить все звуки до конца. Не успели мы с ним обменяться рукопожатием, как он без всякой паузы обратился к Чичо Канепе:

– Очень сожалею, но тут, кажется, ничего у нас не выйдет, инженер.

– Что значит «кажется»? – начал заводиться Чичо Канепа, переходя едва ли не на крик. – Ты уверен или нет?

– Нет, не уверен, – смущенно признался старик, и лицо его еще больше сморщилось. Он помолчал, а потом бросил быстрый взгляд на море и добавил: – Вернее‑то будет сказать так: я не уверен, что уверен. Не сердитесь на меня, но что‑то мне все‑таки говорит «нет».

– Слушай, Архимед, ты с этим кончай, – взорвался инженер Канепа и быстро замахал руками. – Ты должен сказать наверняка. Или, черт возьми, я не стану тебе платить. Ни копейки больше не получишь!

– Воля ваша! Просто море порой похоже на хитрую бабу, из тех, что говорят «да, только вот нет» или «нет, только вот да», – засмеялся старик, широко раскрыв рот, в котором виднелось от силы два‑три зуба. И тут я заметил, что изо рта у него идет сильный и резкий запах – пахло то ли тростниковой, то ли виноградной водкой, во всяком случае, чем‑то очень крепким.

– Неужели ты теряешь свой дар, Архимед? – снова ласково похлопал его по плечу Альберто. – Раньше ты таких сомнений не знал.

– Сдается мне, вопрос тут совсем в другом, инженер, – сказал Архимед, вдруг сделавшись очень серьезным. Он махнул рукой в сторону серо‑зеленых волн. – Это все море, у него ведь свои секреты, как и у каждой вещи на свете. Я же всегда, коли помните, с первого взгляда соображал, когда можно, а когда нет. Но вот тут, в Канталао, берег какой‑то пакостный… Какие‑то у него свои причуды да фокусы – сбивают с толку.

Шум прибоя и удары волн о гальку иногда заглушали голос старика. Еще я заметил у него тик: время от времени он подносил руку к носу и очень быстро дотрагивался до него, словно сгонял муху.

К нам подошли двое мужчин в сапогах и парусиновых куртках с желтыми надписями: «Муниципалитет Кальяо». Чичо Канепа и Альберто, отойдя чуть в сторону, заговорили с ними о делах. Я услышал, как Чичо Канепа сообщил им, не беспокоясь, что его может услышать Архимед: «Теперь этот придурок не знает, «можно или нет». Так что самим придется решать, понятно?»

Старик стоял рядом со мной, но на меня не глядел. Взор его снова улетел к морю, и в то же время он медленно шевелил губами, словно молился или беседовал сам с собой.

Быстрый переход