|
По правде говоря, было в скверной девчонке что‑то такое, что не могло не вызывать восхищения. По сходным причинам мы восхищаемся каким‑нибудь отлично выполненным творением, хотя по сути своей оно порочно и аморально. Она одержала очередную победу и сделала это вполне расчетливо – ради того, чтобы снова начать восхождение по ступеням социальной и финансовой лестницы и в результате обрести внутреннюю уверенность, а заодно и выбраться из двух комнатенок на улице Жозефа Гранье. И вот, не моргнув глазом, решила съехать отсюда, а меня – меня отшвырнуть в сторону. Кто же, интересно, этот новый счастливец? Кто‑нибудь из тех, с кем она познакомилась благодаря службе у Мартины – на конгрессе, конференции или семейном торжестве, которые помогает устраивать. Видно, удалось‑таки кого‑то соблазнить. А почему бы и нет? Она отлично выглядит… Но, как ни крути, ей уже за пятьдесят. Chapeau! Скорее всего, окрутила старичка, которого, чего доброго, угробит своими ласками, чтобы заполучить наследство, как героиня «Баламутки» Бальзака? Когда небо расчистилось, я, стараясь убить время, несколько раз обошел вокруг Военной школы.
Домой я вернулся около одиннадцати, скверная девчонка уже отбыла, оставив ключи в гостиной. Она забрала все свои вещи, упаковав их в пару имевшихся у нас чемоданов. Все старое и ненужное выбросила: тапочки, нижние юбки, пеньюар, несколько пар чулок, блузки, а также кучу баночек из‑под кремов и всякой косметики. Но франки, которые мы хранили во встроенном в шкаф маленьком сейфе, не тронула. Кто же это? Может, познакомилась с кем‑то в спортивном зале на проспекте Монтеня? Заведение дорогое, и туда наведываются, чтобы спустить лишние килограммы, богатенькие старички, которые способны обеспечить ей более веселую и комфортную жизнь. Я понимал одно: сейчас для меня нет ничего хуже, чем перебирать такого рода версии и догадки. Чтобы не потерять рассудок, надо побыстрее забыть ее. Потому что на сей раз мы, конечно же, расстались навсегда. Конец истории нашей любви. Но разве можно назвать историей любви эту шутовскую комедию длиной в тридцать с лишним лет, Рикардито? В следующие дни и недели мне как‑то удавалось отгонять мысли о ней, потому что я был занят поиском работы. При этом я чувствовал себя мешком, набитым костями и мускулами, где не осталось места для души. Работа была нужна срочно – для погашения долгов и на повседневные расходы, а еще потому, что я знал: нет лучшего способа пережить невзгоды, чем с головой окунуться в какое‑нибудь дело. На протяжении двух месяцев мне доставались лишь самые невыгодные заказы. Наконец позвонили из ЮНЕСКО с предложением заменить кого‑то на международной конференции по авторским правам. Я несколько дней страдал невралгией, что сам объяснял результатом душевных терзаний и плохим сном. Боролся я с ней принимая анальгетики, как посоветовал аптекарь из угловой аптеки. Я включился в работу конференции – и потерпел полное фиаско. Из‑за невралгии я не мог должным образом выполнять свои обязанности, и через два дня пришлось честно объяснять шефу отдела переводов, что со мной происходит. Врач из страховой компании нашел у меня отит и направил к специалисту. Много часов я просидел в очереди в больнице Сальпетриер и еще не раз возвращался туда, прежде чем попал на консультацию к оториноларингологу доктору Пено. Тот подтвердил диагноз и вылечил воспаление за неделю. Однако невралгия и головокружения не проходили, и я обратился к другому врачу – терапевту из той же больницы. По его рекомендации я прошел полное обследование, включая ядерный магнитный резонанс. У меня осталось крайне неприятное воспоминание о тех тридцати или даже сорока минутах, что довелось провести в металлической трубе, словно заживо погребенным и неподвижным, как мумия, жутко страдая от шквала оглушающих шумов. Резонанс установил, что я перенес микроинсульт. Это было причиной невралгии и головокружения. Ничего опасного, вернее, опасность уже миновала. |
