Я не ощущал себя ни задетым, ни униженным, просто хотелось поточнее узнать, когда мне снова придется переезжать, чтобы опять зажить одному. И с тех пор без конца прокручивал в голове вопрос: остаться мне в Мадриде или податься в Париж? Недели через две‑три Марчелла объявила, что Виктор Альмеда получил приглашение показать «Метаморфозы» во Франкфурте, на фестивале современного танца. Ей это давало счастливый шанс продемонстрировать свою работу в Германии. Что я по этому поводу думаю?
– Отлично! – воскликнул я. – Нет никаких сомнений, что там «Метаморфозы» будут иметь такой же успех, как и в Мадриде.
– Ты, разумеется, поедешь со мной, – быстро вставила она. – И там сможешь работать над своими переводами и…
Но я погладил ее по голове и сказал, что не надо быть такой дурочкой и нечего изображать огорчение. Я не поеду в Германию, у нас нет на это денег. Я останусь в Мадриде и буду делать переводы здесь. А ей я полностью доверяю. Пусть готовится к поездке и выкинет из головы все остальное, ведь от результата может зависеть ее будущая карьера. Она всплакнула, обняла меня и прошептала на ухо: «Клянусь, что тогдашняя глупость больше не повторится, caro».
– Конечно, конечно, bambina – Я поцеловал ее.
В тот день, когда Марчелла уезжала во Франкфурт, я провожал ее на вокзал Аточа. Некоторое время спустя в мою дверь постучал Виктор Альмеда, который двумя днями позже должен был лететь туда же со всей труппой. На лице Виктора застыла серьезная мина, словно душу его раздирали глубокие противоречия. Я решил, что он явился, чтобы объясниться со мной по поводу того, что я увидел в «Олимпии», и пригласил его выпить кофе в «Барбиери».
На самом деле он пришел сообщить, что они с Марчеллой любят друг друга и что он счел своим нравственным долгом поставить меня об этом в известность. Марчелла не хотела причинять мне боль и поэтому решила пожертвовать собой и остаться жить со мной, хотя любит его. Такая жертва не только сделает ее несчастной, но и сломает ей карьеру.
Я поблагодарил его за откровенность и спросил, чего он ждет от меня. Я что, должен сам как‑то разрешить эту проблему?
– Ну, в некотором смысле да. – Он секунду поколебался. – Если Вы не проявите инициативы, Марчелла ничего менять не станет.
– А почему, интересно знать, я должен по собственному почину идти на разрыв с девушкой, которую очень люблю?
– Из великодушия, альтруизма, – тотчас ответил он с таким театральным пафосом, что я чуть не расхохотался. – Потому что Вы джентльмен. И потому что теперь Вы знаете: она любит меня.
Тут я заметил, что хореограф вдруг перешел в разговоре со мной на «Вы», хотя в прошлые наши встречи мы обращались друг к другу на «ты». Неужели он таким манером решил напомнить, что я на двадцать лет старше Марчеллы?
– Ты не совсем откровенен со мной, Виктор, – сказал я. – Давай уж, признавайся до конца. Вы с Марчеллой вместе задумали этот твой визит ко мне? Она попросила тебя пойти поговорить со мной, потому что у самой не хватает духу?
Я увидел, как он заерзал на стуле и отрицательно помотал головой. Но, едва открыв рот, выпалил:
– Мы так вместе решили. Она боится, что ты будешь страдать. Ее мучают угрызения совести. Но мне удалось ее убедить: верным надо быть в первую очередь своим чувствам, а все остальное должно отступить на второй план. Мало ли кто и что скажет…
Я едва не похвалил его за то, что он выдал типичную глупую красивость, но удержался, потому что он меня уже утомил и мне хотелось, чтобы он немедленно ушел. Я попросил его оставить меня одного – надо обмозговать полученную от него информацию. Решение я постараюсь принять как можно скорее. |