– Надо надеяться на лучшее. Разумеется, мы добудем шкуру собаки-рыбы и невредимыми вернемся домой.
И, чтобы помочь себе, он затянул песню волка.
Он допел ее примерно до половины, когда мне показалось, что я услышал стук упавшего камня, и, оглянувшись через плечо, увидел множество высоких широколицых индейцев с распущенными волосами, которые украдкой подбирались к нам.
Я завопил и схватил лежавшее рядом со мной ружье, и в этот момент почувствовал удар в плечо, который едва не опрокинул меня в костер. Я напряг все силы в попытке подняться, но несколько мужчин придавили мою спину и несколько рук схватили меня за запястья.
На мгновение все были в замешательстве. Мои компаньоны боролись со своими противниками; Питамакан вопил от гнева и ужаса, Ворон отчаянно взывал к «ней», враги взволнованно разговаривали друг с другом. Кто – то взял нож из моего пояса, и после этого мои противники освободили меня.
Я сел и увидел, что мои компаньоны сделали то же самое. Там мы сидели, переводя дыхание после бесполезной борьбы. Наши противники – их было больше тридцати – стояли вокруг нас и вокруг нашего небольшого костра. Они смотрели на нас сверху вниз, разговаривали и смеялись, в то время как их вождь исследовал содержимое наших сумок. Он все разобрал и взял себе большую часть вещей и мое прекрасное ружье.
Я никогда не думал, что увижу столь отвратительных индейцев, как эти. Их зубы были стертыми и желтыми; лишь у немногих была какая-то одежда, кроме рубашки, набедренной повязки и короткой накидки из кожи или меха. Их толстые ноги с широкими ступнями были хорошей опорой их массивным телам. Не больше половины из них имели ружья, у остальных были тяжелые короткие луки и полные колчаны стрел.
Но я был не в том положении, чтобы пристально их рассматривать. Я повернулся к своим товарищам и увидел, что они совершенно спокойны¸ словно в такую ситуацию они попадают ежедневно.
– Что бы ни случилось, будьте смелее, – сказал мне Питамакан. – Покажите им, что черноногие могут умереть без криков ужаса.
– Ты думаешь, тогда, что это людоеды? – спросил я.
– Разумеется, – сказал Ворон, – иначе они застрелили бы нас вместо того, чтобы пленить. Без сомнения, они отведут нас в свой лагерь и откормят для своего пира.
Вождь приказал, чтобы его люди подбросили дров в костер, а потом привлек внимание Ворона и попробовал выяснить что-то о нас на языке знаков, в котором был не очень силен. Но после одного взгляда Ворон демонстративно отвернулся и уставился на огонь, и мы с Питамаканом последовали его примеру.
При этом мужчина сказал что-то своим компаньонам, что заставило их рассмеяться, а нас привело в ярость. Я понял, что есть немного вещей, более неприятных, чем стать объектом пересудов и шуток на языке, которого не понимаешь.
Запасов плавника хватило ненадолго, и когда последние дрова были брошены в костер, каждого из нас привязали к одному из наших пленителей ремнями от наших же сумок и все легли спать. Поскольку одеяла у нас отобрали, мы трое скоро начали дрожать от холода, но полуголым врагам, тела большинства из которых были едва прикрыты короткой одеждой, спали и храпели вокруг нас, не испытывая очевидных неудобств. Эта ночь для нас была ужасной.
С первыми лучами солнца вождь всех разбудил, нас развязали и, тщательно охраняя, повели дальше вверх по течению реки. Идти долго не пришлось; меньше чем в двухстах ярдах от нашего лагеря у берега в спокойной заводи были привязаны три длинных долбленых лодки.
Мы, должно быть, показали наше удивление и огорчение, увидев их, поскольку все рассмеялась и продолжали смеяться, пока толкали нас в лодки – меня с Питамаканом в одну, а Ворона в другую, стоявшую перед ней. Третье и самое маленькое каноэ, в котором было всего шесть человек, пошло первым и плыло впереди, выполняя, без сомнения, роль разведчика. |