Заметьте, пока! Но ваши поисковые отряды не найдут то, что ищут, хотя я готов помогать всеми силами, лишь бы раскрыть это убийство.
— Убийство уже раскрыто, странно, что вы не заметили! Что делает Моубрей за решеткой, почему его день и ночь охраняют, чтобы он не покончил с собой? Дело раскрыто! Если вы не можете помочь, хотя бы не путайте меня, не мутите воду и не занимайтесь домыслами, которые… так же бессмысленны, как полет вон с той крыши.
— По своему опыту… — начал Ратлидж.
— Чушь! — Хильдебранд отвернулся от него, но тут же снова посмотрел на Ратлиджа, упрямо выпятив подбородок. — Дело веду я! Вас прислали из Лондона, чтобы найти детей. Или их трупы. Вы должны помогать мне, если поиски придется вести на других участках! Пока поисковые отряды прочесывают всю округу под палящим солнцем, вы гоняетесь за призраками. Делайте свое дело, а остальное предоставьте мне!
Ратлидж решился на последнюю попытку.
— Слушайте… Если вы отдадите Моубрея под суд в таком состоянии, как сейчас, присяжные потребуют доказательства того, что он сделал, — точнее, что он сделал по вашему мнению. Где орудие убийства? Где мотив? Где возможность совершить преступление? Присяжным нужно будет убедиться в том, что дети действительно погибли, погибли от его руки. Ведь несчастному грозит смертный приговор; никто не хочет осудить невиновного. Его адвокат обложит вас со всех сторон и развалит ваше дело задолго до окончания процесса. Он докажет, что Моубрея можно заставить признать под присягой, что он — Джек-потрошитель или русский царь. А если мы ошибаемся… в чем-то конкретном…
— Вы уже знакомы с Джонстоном, защитником Моубрея? После гибели сына он стал другим. Сейчас он, можно сказать, стоит одной ногой в могиле. Джонстон не будет очень уж стараться и разваливать дело. Его совесть будет спокойна, если Моубрея отправят не на виселицу, а в сумасшедший дом. И то если ему хоть чуть-чуть не все равно! Как только мы найдем остальные трупы, никакой суд присяжных в Англии не оправдает Моубрея! — Пройдя десять шагов, Хильдебранд второй раз круто развернулся. Он так злился, что не мог успокоиться. — Делайте то, ради чего вас сюда прислали! Здесь вам не Корнуолл, вы не найдете на моем участке темных, мрачных тайн, и вы мне дело не развалите!
Он ушел, размахивая руками; ему явно хотелось кого-то или что-то ударить, чтобы ослабить напряжение. Ратлидж смотрел ему вслед, не обращая внимания на косые взгляды прохожих. Хильдебранд перешел дорогу и скрылся в «Лебеде».
«А что я тебе говорил?» — начал Хэмиш.
«Ничего не желаю слушать!»
Ратлидж развернулся и зашагал в гору, к выгону. Под деревьями было прохладно.
Виновен ли Моубрей в убийстве жены? И убил ли он собственных детей? Или в комнатке при доме местного врача лежит тело совершенно посторонней женщины, по нелепой случайности очутившейся на пути безумца? А как же дети… и мужчина, который был с ними? Существуют ли они или всплыли из темных пучин горя, вызванных в воображении по прихоти воспаленной памяти?
Ратлидж чувствовал: здесь что-то не так. Что-то таится в глубине, как труп подо льдом! И потом, когда придет время, тайна поднимется на поверхность и укажет на убийцу обвиняющим перстом…
«Начальник здешней полиции хочет, чтобы все ответы были гладкими, как подарок на день рождения, перевязанный лентами и завернутый в серебряную бумагу, — заметил Хэмиш. — Ему все равно, что произошло на самом деле. Постарайся не злить его и не путаться у него под ногами. Из него получится опасный враг!»
«Мы должны подумать об убитой женщине, — напомнил Хэмишу Ратлидж. — И о мужчине, который сидит за решеткой. — Но чем он поможет Моубрею, даже если докажет, что убийца — не он? Непосильное горе сломило беднягу… Ратлидж посмотрел на воронов, которые каркали на дереве над его головой. |