— А если ты ошибаешься?

— Это невозможно, в таких делах я не ошибаюсь. Но нужно набраться смелости и попробовать.

— Смелость… конечно, у меня есть смелость. У меня всегда и на все хватает смелости! — вскричала Ева, и глаза ее загорелись.

— Тогда нам нужно правильно подобрать тебе песни и устроить прослушивание. И чем скорее, тем лучше. Слава Богу, у меня сохранились связи в «Олимпии»… Жак Шарль не откажется послушать, как ты поешь, если тебя приведу к нему я.

— В «Олимпию»?

— Конечно, куда же еще? Начнем с вершины, как поступают все разумные люди.

Энергичный, уверенный в себе и одаренный богатым воображением Жак Шарль был опытным режиссером-постановщиком программ мюзик-холла и, несмотря на свои тридцать два года, мастером своего дела. Он сидел, поглаживая аккуратные черные усики и сверкая глазами, в которых светилось неиссякаемое любопытство. Сидел на втором балконе «Олимпии», почти у самой стены, и сейчас, как это частенько случалось, был зрителем. Если исполнителя не было слышно с этого максимально удаленного от сцены места, Жака уже не интересовали ни обаяние, ни талант актера.

— Что у нас сегодня, патрон? — спросил один из его ассистентов, Морис Аппель, удивленный этим прослушиванием, назначенным на утро, хотя впереди их ждали обычные дневные репетиции.

— Мы должны оказать покровительство, мой дорогой Морис. Ты, конечно, помнишь Вивьен де Бирон, правда? Мою ведущую — девушку, прогуливающуюся по «Фоли Бержер»? Что за чудо была эта Вивьен — никогда не опаздывала, не болела, не беременела, не влюблялась, не уставала. И более того, она оказалась так умна, что ушла со сцены прежде, чем обвисла ее грудь. С тех пор ни у одной статистки не видел я ничего похожего на то достоинство, с которым вышагивала она по сцене, не имея на себе почти ничего, кроме перьев на голове. Она попросила меня послушать ее протеже. Разве я мог ей отказать?

— Молодой человек?

— Нет, кажется, девушка. А вот и она!

Мужчины взглянули на Еву, которая вышла на сцену в модном парижском платье, похожем на женскую ночную сорочку — копия темно-синего саржевого платья Жанны Лавэн. Однако это вошедшее в историю платье без талии портной Вивьен сшил из превосходного красного крепа, яркий цвет которого был под стать золотистым волосам Евы, разделенным на две блестящие волны, ниспадающие по обе стороны лица. На затемненной сцене девушка казалась отблеском летнего солнца и словно светилась изнутри под огнями рампы. Ева остановилась, едва касаясь рукой фортепиано, за которым уже сидел аккомпаниатор. По внешнему спокойствию и по самообладанию Евы, почерпнутым ею на уроках профессора Дютура, нельзя было догадаться, что она волнуется сильнее, чем когда-либо в жизни.

— По крайней мере, ты можешь посмотреть на нее, — сказал Жак Шарль.

— Маленькое пари, патрон? Она будет копировать Полэр.

— А почему не Мистингет, если уж мы об этом заговорили?

— Ивон Прентан, — предположил Морис.

— Ты забыл Алис де Тендер.

— Не говоря уже об Эжени Бюффе.

— Кажется, мы исчерпали все возможности. Она явно не собирается танцевать, судя по этому узкому платью, значит, Полет Дарти отпадает. Я ставлю на Алис де Тендер, а ты, Морис?

— На Прентан, у меня интуиция на такие вещи.

— Пять франков?

— Принято.

— Мадемуазель, можете начинать, если вам угодно, — крикнул Жак Шарль.