Влад, которого Янина встретила в отличном настроении, разумеется отнес его на свой счет и выглядел тем, кем его и приласкала девушка. Павлином. Распустившим хвост и грудь.

Стас старался пропускать раздувшегося павиана взглядом и поминал сочувственным словом старшего сына Львова. Того Влад раздражал — безмерно. Сегодня Гущин выступал вровень с Михаилом.

«Болван старый!» — поругивал себя смущенный сыщик, но ничего не мог поделать. Самовлюбленных молодцев он и раньше-то не выносил, сегодня ж вообще едва терпел. Спасаясь от внезапно навалившейся беды, пытался переключиться на привычное, на анализ обстановки. Исподволь поглядывал на мрачно молчаливого Дмитрия и отмечал, что Евгения ведет себя ровно, и даже лучше, чем вчера. Приветливо и обходительно подкладывает гостю лучшие куски, потчует поджаренными над угольями медальонами из ягнятины. Подсказывает супругу подливать вина в бокал майора.

«Похоже, Дима ничего Евгении не рассказал и не пожаловался, — неторопливо размышлял жующий сыщик. — Остыл к ее возвращению. Да и о чем, собственно, рассказывать? О том, что я подозреваю шантаж? Тут ведь в грешках молодости, не исключено, пришлось бы сознаваться».

Как бы там ни было, но Дмитрий, кажется, оттаивал. Через полчаса Львов начал поглядывать на Гущина задумчиво, вроде как с примеркой: можно ли следователю довериться?

«Авось, дозреешь сам, — постановил майор. — Получится себя уговорить на откровенность или придумать убедительную ложь, придешь сегодня. Не дозреешь, сам завтра помогу». Майор неплохо расшифровывал такие вот задумчивые взгляды подследственных. Они всегда предшествуют какому-либо сдвигу: в сторону лжи или откровенности. Но дело так или иначе получает развитие. Тут главное — не поторопиться, не спугнуть!

Поблагодарив за ужин и пройдя к себе, Стас до глубокой ночи держал включенным свет, показывая, что не спит и его можно навестить.

Но Дмитрий не пришел.

Вольному, как говориться, воля. Была бы честь предложена.

Утро следующего дня было целиком посвящено сборам Ани на семнадцатилетие «Ромео». Гущина эта суета задела рикошетом, так как влюбленная девчонка никак не могла решить: брать с собой Занозу или оставить дома? Похвастаться приличной таксой или подумать о том, что вдруг (ах! — и это в скобках) получится уединение и поцелуй, а тут собака под ногами путается…

В общем, прибежала посоветоваться (оставив в скобках поцелуй), но Гущин догадался и предложил:

— Не брать. Тебе придется отвлекаться от праздника.

— Да? — наморщив гладкий лоб, глубокомысленно пробормотала Нюра. — А я уже девчонкам обещала… Фон Маргаритовна всем так понравилась…

— Считай, что этим тебя отвлекли от Макса, — улыбнулся Гущин.

— Да ладно, — становясь удивительно похожей на сестру, протянула Аня.

— Точно, точно. Все будут танцевать, а ты будешь за фон Маргаритовной по кустам шнырять.

— Какой вы умный… Ну точно как Янка маме говорила!

Если б шестнадцатилетняя девочка сразу же после этих слов не убежала, то обязательно б заметила, как побагровел лицом тридцатисемилетний разведенный дяденька.

Вообще-то, разговорами о шныряниях по кустам Стас избавлял любимую мамину собаку от притязаний многих развеселых малолеток: изобрел наиболее бронебойный аргумент и оставил псину дома.

А как неожиданно приятно получилось, черт возьми!

Но Гущин-таки был профессионалом и умел настроиться на дело. Эту мысль майор воспринимал с самоиронией, но попыток не оставлял и в результате они возымели действие.

Что, впрочем, не помешало Стасу вновь свернуть на личные рельсы, когда он увидел одиноко сидящую на лавочке у двух беседок Янину.