– Нет, – вздохнула она, – ну какая «дрызнь»? Тупо как-то…

– Тупо? – разозлилась училка. – Маяковский для тебя «тупо»? Может, тебе вообще на моих уроках скучно? Так я никого не задерживаю!

– Спасибо! – искренне сказала Алка, схватила рюкзак и быстро вышла.

В голове крутился «катаклизм», но она никак не могла сообразить, рифмуется ли он с «жизнью» или как?

До перемены она изгрызла ручку в лохмотья, но так ни до чего не додумалась.

После звонка возле Алки возник Валера.

– Ну ты даешь! – с восхищением сказал он. – Взяла и свалила!

– В смысле? – рассеянно спросила Алка. – Она же сама сказала, что я могу…

– Вообще-то, это была типа ирония!

Валера подождал ответа, но Алка просто перешла к соседнему окну.

Валера двинулся за ней:

– Русичка конкретно на тебя взъелась, так что молись…

– Молись, – медленно повторила Алка. – Точно. Молись…

Это была почти рифма. Она потянула за собой парочку слов, которые рифмовались еще лучше. Но строка не появлялась, потому что Валера продолжал приставать с расспросами:

– Ты чего такая странная?

Алка поняла, что пора принимать решительные меры.

– Влюбилась! – сообщила она, глядя Валере прямо в глаза.

– В кого?

– В тебя, дурачок! – Алка ласково провела рукой по щеке одноклассника и рванула по коридору.

Кажется, Валера превратился в скульптуру, но Алку это не волновало. Строки наконец посыпались:

Перечитала. Скривилась.

«Ладно, – подумала Алка, – для репетиции сойдет. Потом нормальное стихотворение напишу. Без рифм. Белым стихом».

К мосту Алла пришла с совершенно пустой головой. Зёма бил копытом, как застоявшийся конь, настраивал камеру, бурно радуясь жизни. Двое хмурых парней меланхолично перепроверяли крепления и страховки.

– А что, Ханта нет? – спросила она у Земекиса.

– Не смог! – отмахнулся тот. – Ты смотри, какая вещь!

«И Панта не смогла, – отрешенно подумала Алка. – Обиделась, что ли?»

– Я говорю, вещь – супер! – Зёма настойчиво совал Алке в лицо огромный проволочный шлем.

– Зачем?

– А камеру мы к чему прикрепим?

Шлем долго прилаживали, и Алке показалось, что единственная фраза, которая осталась у нее в мозгу, теперь многократно отражается и от проволочек шлема.

Ялюбилажизнь, ялюбилажизнь…

– Да ладно тебе страдать, это ж репетиция пока, – хохотнул Зёма. – Смотри в камеру, говори громко. У тебя секунды три на то, чтоб высказаться. Дома репетировала?

Алка кивнула.

– Ну вот и чудно.

Потом на Алке долго застегивали карабины, потом Зёма спросил:

– Тебя толкнуть или сама?

Алка кивнула, подошла к краю, посмотрела вниз. «Обязательно у Пантеры прощения попрошу, – подумала она. – И у всех остальных… Надо переписать стих!»

Алка попятилась от края, но наткнулась на железную ладонь Земекиса:

– Куда?! Я полчаса камеры на эту точку наводил!

Алка остановилась, снова глянула вниз… и решила больше туда не смотреть. Лучше вперед, на хмурую громаду цементного завода. Алка попыталась сглотнуть, но вся слюна куда-то делась.