Когда Кадфаэль шелохнулся, молодой человек уловил его движение и повернулся. Монах увидел по-отрочески округлые щеки, широко раскрытые, уязвимо-бесхитростные глаза, высокий лоб и густую шапку каштановых волос.

Удивленный взгляд скользнул по фигуре монаха, сознавая его присутствие, после чего молодой человек собрался уже вернуться к своей молчаливой беседе с Создателем, но неожиданно замер, а потом обернулся снова. Теперь он простодушно, словно дитя, уставился на монаха, открыл было рот, собираясь что-то сказать, стушевался — видимо, подумал, не обознался ли, — и наконец решился.

— Брат Кадфаэль! Неужто это ты?

Кадфаэль заморгал, вглядываясь до боли в глазах, но юношу не узнал.

— Не может быть, чтобы ты меня забыл, — оживленно воскликнул молодой человек — Ведь это ты доставил меня в Бромфилд. Помнишь, тому уже шесть лет минуло. Тогда еще Оливье приехал за мной и Эрминой. Я с тех пор, ясное дело, изменился, потому как подрос, а вот ты — ни чуточки. Каким был, таким и остался.

В ровном ярком свете горевших между ними свечей, словно туман, рассеялись прошедшие шесть лет. В этом рослом, широкоплечем малом Кадфаэль признал наконец того бойкого мальчугана, которого в студеном декабре встретил в лесу между Стоком и Бромфилдом и вместе с его сестрой препроводил в Глостер. Тринадцатилетний парнишка, как и следовало ожидать, стал за это время сильным, отважным и уверенным в себе молодым человеком. Сейчас ему, наверное, лет девятнадцать.

— Ив! Ив Хьюгонин. А, теперь-то я тебя узнаю… По правде сказать, не так уж сильно ты изменился. Но как тебя сюда занесло? Я думал, ты где-нибудь на западе — в Бристоле или Глостере.

— Я ездил в Норфолк, к графу, по поручению императрицы. Сейчас она направляется в Ковентри, и ей необходимо собрать вокруг себя всех союзников, а Хью Байгод обладает большим влиянием на баронов, чем кто-либо другой.

— Стало быть, и ты собираешься присоединиться к ее свите, — не без удовольствия в голосе отметил монах. — Мы могли бы поехать вместе. Ты один? Если был один, то считай, что уже нашел себе компанию. Рад видеть тебя в добром здравии и хорошем расположении духа. Кстати, я здесь с Хью, и он тоже будет рад с тобой встретиться.

— Но ты-то, брат, ты как здесь оказался? — спросил лучившийся от радости юноша. Он крепко сжимал и тряс обе руки монаха. — В тот-то раз, как я помню, тебя отпустили из обители пользовать больного, но как вышло, что ты едешь на встречу лордов и прелатов? Правда, — добавил юноша с грустной улыбкой, — будь эти вельможи такими же, как ты, у нас было бы больше надежд на согласие. Бог свидетель, я искренне рад тебя видеть, но интересно узнать, как ты ухитрился выбраться в это путешествие.

— Я отпущен из обители до окончания совета, — сказал Кадфаэль.

— Но почему? Насколько я знаю, аббаты не слишком щедры на такие разрешения.

— Отец Радульфус отпустил меня, чтобы я смог разузнать кое-что об одном рыцаре из Фарингдона. Там, куда съедутся принцы, я наверняка хоть что-нибудь да выведаю.

Имени монах не назвал, однако лицо юноши напряглось, вмиг сделавшись серьезным и зрелым. Ив находился в поре цветущей юности, но мужчина уже готов был пробудиться в нем и дожидался лишь того дня, когда сердце молодого человека затронет глубокая и сильная страсть.

— Сдается мне, — сказал он, — что мы с тобой ищем одного и того же человека. Это Оливье Британец, верно? Я знаю, что он был среди защитников Фарингдона, и, как и все, кто с ним знаком, убежден — он никогда не изменил бы своему долгу. Его схватили и держат в неволе неведомо где. В свое время он спас меня, и я перед ним в долгу. К тому же он женат на моей сестре, и она родила ему дитя.