|
Две маленькие кастрюльки, крохотная сковородочка и небольшой холодильник. У семейных женщин совсем другой набор посуды и, как правило, огромные шкафы для хранения продуктов. Кокетливая розовая ванная без слов рассказывала о титанических усилиях, которые предпринимала хозяйка, пытаясь вернуть стремительно уходящую молодость. Стеклянные полочки с трудом вмещали батареи баночек и легионы тюбиков. Чего тут только не было - кремы от морщин, целлюлита и пигментных пятен, омолаживающие лосьоны, пилинг-маски, скрабы, лечебная глина, облепиховые примочки, огуречные тоники... С ума сойти, как она только во всем этом разбиралась. Но на полотенцесушителе висела одинокая банная простыня, на крючке - только женский, правда, очень дорогой халат, и нигде не было видно мужского одеколона, приспособлений для бритья, да и зубная щетка скучала в одиночестве. Все ясно. То ли она никогда не была замужем, то ли развелась. Внезапно мой взгляд упал на часы - без пятнадцати семь. Если сейчас не вернусь домой, дети и Катя проспят. Они не заводят будильники в надежде на то, что ровно в семь я влечу в комнату, издавая боевой клич: - Подъем! Ноги сами собой понесли меня к двери. Ну зачем я нужна милиции? Все равно ничего не сообщу путного, покойную я не знала, еще не поверят в приключившуюся со мной историю и потащат в отделение, потом нахлебаешься. Лучше потихонечку испариться, бедной Ломакиной я уже ничем не помогу, да и была она скорей всего сумасшедшей, несла какую-то чушь, приняла меня за свою знакомую... - Мяу, - раздалось внизу. Я притормозила у самой входной двери. Об ноги терся кот. Он распушил хвост и ласково урчал, наверное, хотел есть. Секунду я смотрела на приветливое красивое животное, потом подхватила его и вышла на лестничную клетку. По всему выходило, что Светлана одинока, значит, бедная киска скорей всего останется в пустой квартире без еды и питья, обреченная на голодную смерть. Милиция не станет слишком волноваться из-за кота, и он погибнет. Ладно, возьму его пока к нам, а там пристроим красавца кому-нибудь в хорошие руки. Глава 3 Домой я ворвалась ровно в семь и, посадив ошалевшего кота на полку у зеркала, заорала, быстро стягивая куртку и сапоги: - Всем подъем. - Ой, ой, - застонал Кирюшка, когда я зажгла свет у него в детской, - оюшки, как спать хочется! Можно, ко второму уроку пойду? - Нельзя, - отрезала я, стаскивая с него одеяло, - никак нельзя. - У нас первым ОБЖ, - ныл Кирка, - там такая дура преподает, даже не видит, кто в классе сидит, и никогда отсутствующих не отмечает! Ну, Лампидушечка, только разочек. Один-разъединственный разочек. - Вылезай, - приказала я и выдернула подушку. Кирка заохал: - Горло болит и насморк, кажется, начинается. - Дуй быстро в ванную, - велела я, - не задерживайся, сейчас Юля краситься пойдет и не даст тебе умыться. - Какая ужасная, гадкая жестокость, - с чувством произнес мальчишка, нашаривая тапки, - отправлять на занятия бедного больного ребенка. Вот умру на математике, будешь плакать, да поздно, не вернуть Кироньку. Станешь всю оставшуюся жизнь себя укорять: эх, надо было ребенка оставить дома! Я швырнула ему джинсы и сказала: - Не волнуйся, я отличаюсь редкой бессердечностью и скорей всего быстро забуду про твою кончину. - Ладно, - откликнулся Кирюшка, понимая, что номер со смертельно больным не прошел, - тогда дай мне в школу не десять рублей, а двадцать. - Это еще почему? - поинтересовалась я, стоя на пороге. - Ну в качестве компенсации! - За что? Кирюшка начал чесать в затылке. |
