Изменить размер шрифта - +

     В досаде она бросила книгу на стол.
     - Что же это? - воскликнула она, метнув на Га-стона грозный взгляд. - Если я раз поддалась слабости, свет думает, что так будет и впредь? Это чудовищно,

унизительно. Быть может, вы явились пожалеть меня? Но вы слишком молоды, чтобы сочувствовать душевным страданиям. И знайте, сударь, я уж скорей предпочту

презрение, нежели жалость: соболезнования мне не нужны.
     Наступило молчание.
     - Итак, вы видите, сударь, - сказала она, приподняв голову и спокойными, печальными глазами посмотрев на Гастона, - каковы бы ни были мотивы, которые

побудили вас так необдуманно проникнуть в мое уединение, вы оскорбили меня. Вы слишком молоды, чтобы в душе вашей угасли все добрые чувства, вы поймете, как

недостойно вы поступили; я вас прощаю и говорю с вами без горечи. Не правда ли, вы больше не придете сюда? Я прошу вас об этом, а могла бы приказать. Если вы

снова посетите меня, весь город заподозрит здесь любовную историю, - не в вашей и не в моей власти будет разуверить его, и к моим огорчениям вы добавите еще

новое глубокое огорчение. Надеюсь, вы этого не желаете.
     Она замолкла, посмотрев на него с таким неподражаемым достоинством, что он смутился.
     - Я виноват, - ответил он сокрушенно, - но пылкость чувств, безрассудство, жажда счастья - это и сильные и слабые стороны моего возраста. Теперь-то я понял,

что не должен был добиваться возможности увидеть вас, - продолжал он, - но желание мое было вполне естественно...
     Вкладывая в свои слова больше чувства, нежели рассудка, он попытался описать ей ту горькую участь, на которую его обрекло вынужденное изгнание. Он обрисовал

душевное состояние молодого человека, когда ничто не питает его жарких чувств, и стремился внушить ей, что он заслуживает нежной любви, а между тем никогда не

знал любовных радостей, какие может дать красивая молодая женщина с возвышенной душой и утонченным вкусом. Отнюдь не пытаясь оправдаться, он вместе с тем

объяснил ей, как это случилось, что он нарушил правила приличия. Г-же де Босеан не могли не польстить его уверения, что она воплотила в себе тот идеал

возлюбленной, о котором постоянно, но тщетно мечтает большинство юношей. Потом, рассказывая о своих утренних прогулках вокруг Курселя и о непокорных мыслях,

осаждавших его, когда он смотрел на дом, куда наконец проник, он добился того непостижимого снисхождения, которое женщины находят в своем сердце к

безрассудствам, внушенным ими. Его голос звучал страстью, врываясь в эту ничем не согретую, одинокую жизнь, внося в нее горячую юношескую воодушевленность и

тонкую прелесть мысли, свидетельствовавшую об изысканном воспитании. Г-жа де Босеан слишком долго была лишена того душевного волнения, какое вызывается искренним

чувством, высказанным в красивых словах, - и она упивалась ими. Выразительное лицо Гастона невольно привлекало ее взгляд, она восхищалась его верой в жизнь, еще

не уничтоженной жестокими уроками света, не убитой вечными расчетами тщеславия и честолюбия. Гастон был в самом расцвете молодости, в нем чувствовался человек с

твердым характером, еще не осознавший своего высокого назначения. Итак, оба, таясь друг от друга и от самих себя, предались размышлениям, чреватым опасностью для

их душевного покоя.
     Гастон де Нюэйль видел в виконтессе одну из тех редкостных женщин, которые всегда являются жертвами своего совершенства и своей неиссякаемой нежности;

женщин, чья пленительная красота - еще наименьшее их очарование для того, кому они открывают свою душу, где чувства беспредельны и чисты, где любовь, в чем бы

только она ни проявлялась, соединяется со стремлением к прекрасному, одухотворяя само сладострастие и превращая его чуть ли не в святыню, - дивный секрет

женщины, чудесный и редкий дар природы.
Быстрый переход