.."
"... команда пришла в задумчивость, нужна литература для обмена с
курсантами..."
"... Подымайся, люд крестьянский!
Всходит новая заря -
Сбросим Троцкого оковы,
Сбросим Ленина-царя..."
"... Ко всем трудящимся России, ко все трудящимся России..."
Однажды она, набравшись смелости, спросила его, не стоит ли ему выйти
из армии и поступить в университет, на медицинский факультет, по стопам
отца, ведь ему всего двадцать пять, к тридцати годам он будет настоящим
врачом... Как ни странно, он не кричал на нее, а только лишь задумчиво
покачал головой - поздно, Ника, поздно... Похоже, что он вовсе не возраст
имел в виду.
Наконец они подошли к калитке дачи, на которой, как в старые времена,
только без ятей, красовалась медная табличка с гравировкой "Доктор Б. Н.
Градов". За калиткой мощеная кирпичом дорожка, описывая между сосен
латинскую "S", подходила к крыльцу, к добротно обитым клеенкой дверям, к
большому двухэтажному дому с мансардой, террасой и флигелем.
Переступая порог этого дома, всякий подумал бы: вот остров здравого
смысла, порядочности, сущий оплот светлых сил российской интеллигенции.
Градов-старший, Борис Никитич, профессор Первого медицинского института и
старший консультант Солдатенковской больницы, считался одним из лучших
хирургов Москвы. С такими специалистами даже творцы истории вынуждены были
считаться. Партия знала, что, хотя ее вожди сравнительно молоды, здоровье
многих из них подорвано подпольной работой, арестами, ссылками, арестами,
ранениями, а потому светилам медицины всегда выказывалось особое уважение.
Даже и в годы военного коммунизма среди частично разобранных на дров дач
Серебряного Бора градовский дом всегда поддерживал свой очаг и свет в окнах,
ну а теперь-то, среди нэповского процветания, все вообще как бы вернулось на
круги своя, к "допещерному", как выражался друг дома Леонид Валентинович
Пулково, периоду истории. Постоянно, например, звучал рояль. Хозяйка, Мэри
Вахтанговна, когда-то кончавшая консерваторию по классу фортепиано ("увы,
моими главными концертами оказались Никитка, Кирилка и Нинка"), не упускала
ни единой возможности погрузиться в музыку. "Шопеном Мэри отгоняет леших",
- шутил профессор.
Разгуливал по коврам огромный и благожелательнейший немецкий овчар
Пифагор. Из библиотеки обычно доносились мужские голоса - вековечный "спор
славян". Няня, сыгравшая весьма немалую роль в трех "главных концертах" Мэри
Вахтанговны, проходила по комнатам со стопами чистого белья или
рассчитывалась в прихожей за принесенные на дом молоко и сметану.
Никита повесил на оленьи рога шубку Вероники и свою шинель, что весила,
пожалуй, в пять раз тяжелее собрания котиков. |