Изменить размер шрифта - +
  В
праздничный вечер  оба они выглядели по  крайней мере на десять  лет  моложе
своего  возраста, и всем было  ясно,  что они полны друг к  другу нежности и
привязанности в лучших традициях недобитой русской интеллигенции.
     Гости  Градовых  в основном  тоже  принадлежали  к  этому племени, ныне
объявленному  "прослойкой" на манер пастилы  между двумя кусками ковриги.  В
начале  вечера  все  они  с  очевидным  удовольствием толпились  вокруг дома
ученого-физика Леонида  Валентиновича  Пулково,  только что  вернувшегося из
научной  командировки   в  Англию.  Ну,  посмотрите  на  Леонида,  ну  сущий
англичанин, ну просто Шерлок Холмс.
     Ан нет, настоящим англичанином вечера вскоре был объявлен другой гость,
писатель Михаил  Афанасьевич  Булгаков; у  того  даже монокль  был в  глазу!
Впрочем, Вероника,  помогавшая свекрови принимать гостей, не  раз  ловила на

себе  не  очень-то английские,  то есть  не ахти  какие сдержанные,  взгляды
знаменитого литератора.
     -  Послушайте, Верочка, - обратилась Мэри Вахтанговна. Вот,  пожалуй,
только  в  этом обращении  и  проявлялись традиционные семейные банальности,
трения  между  свекровью  и  невесткой: последняя всех просила  называть  ее
Никой,  а  первая  все  как  бы  забывалась и звала ее Верой.  -  Послушай,
душка... - тоже, прямо скажем,  обращеньице, из какого тифлисского салона к
нам пожаловало?  -  Где  же  твой  муж,  моя  дорогая?  -  Вероника пожала
великолепными плечами, да так, что Михаил Афанасьевич Булгаков просто сказал
"о" т отвернулся.
     -  Не знаю, maman.  -  Ей казалось,  что  этим  "maman" она  парирует
Верочку,  но  Мэри Вахтанговна, похоже, не замечала в  таком  адресе  ничего
особенного. - Утром он сопровождал  главкома в Кремль, но должен был  бы уж
вернуться три часа назад...
     "Хорошо бы вообще не вернулся",  - подумал проходящий  мимо  с бокалом
вина Булгаков.
     - Пью за здравие Мэри, милой Мэри  моей! Тихо запер я двери и один без
гостей пью за здравие Мэри! - возгласил какой-то краснобай.
     Начались  стихийные  тосты.  Дядя  Галактион  стал  шумно протестовать,
говоря,  что  тостам  еще  не  пришел черед, что  произнесение тостов - это
высокая  культура,  что  русским  с  их  варварскими  наклонностями  следует
поучиться у  более древних цивилизаций, делавших  утонченные  вина уже  в те
времена, когда скифы только лишь научились жевать дикую коноплю.
     В  общем,  началось  было  шумное  хаотическое  веселье,  именно  такое
состояние,  которое позволяет потом сказать "вечер  удался",  когда вдруг за
окнами взорвалась  шутиха,  другая,  забил  барабан  и  послышались  молодые
голоса, скандирующие какую-то "синеблузную" чушь вроде: "Революции семь лет!
Отрицаем мир котлет! Революция  пылает, власть семьи уничтожает!" Это и были
"синеблузники",  последнее  увлечение младшей  Градовой,  восемнадцатилетней
Нины.
Быстрый переход