Изменить размер шрифта - +
Он был  очень рад: какая удача  -
поговорить  с   русским  интеллигентом  старой   закваски  без  помощи  этих
воксовских переводчиков!
     Не ответив на этот вопрос ни слова,  Борис Никитич шатнулся в сторону и
резко зашагал, едва  ли  не побежал, вот именно побежал  прочь. Американский
журналист!  Да  что это  такое,  опять  я  подвергаюсь  испытанию,  и такому
ужасному  испытанию!  Говорить  без  посредников  с иностранцем,  да  еще  с
журналистом, когда  твои сыновья в тюрьме, когда  сам ты идешь на ристалище,
когда ты в двух шагах от Сталина... нет, это уж слишком!
     Он стремительно двигался в сторону горловины Спасских ворот, как  будто
искал  убежища   за  этими  воротами.   Перед  воротами,   однако,  пришлось
затормозить,  там красноармейцы проверяли депутатские удостоверения. Тут  он
опомнился,  совладал  с  дыханием, вытер пот  со лба. Трус и раб,  сказал он
себе.  Позор.  Сзади,  прямо  из-за  плеча  мужской  голос  густо  произнес:
"Молодцом, профессор. Так и  надо. Ходят  тут всякие, вынюхивают". Градов не
обернулся,  прошел под арку. Тень  совы вдруг мелькнула  над ним  в коротком
гулком тоннеле.
     Депутаты  медленно -  так  им  было  сказано:  медленно, торжественно,
товарищи! - поднимались по мраморным ступеням внутри  Большого Кремлевского
дворца.  Вдоль  всего  первого  марша и  на промежуточной площадке  лестницы
стояли  репортеры,  фотографы   и  операторы   кинохроники.  Горели  сильные
осветительные приборы.  Депутаты  лицами  выказывали  большое  торжественное
счастье. Особенно хорошо получалось у тех, что в чаплашках, из Средней Азии,
лица  их  сияли искренним  обожанием  в  адрес стоявших  наверху.  А там, на
вершине лестницы,  мягко аплодируя и улыбаясь, ждали посланцев  народа члены
Политбюро ВКП(б), и в  центре  их группы,  в светло-сером кителе  и  высоких
шевровых сапогах, стоял Сталин. Он аплодировал всем и каждому в отдельности,
а некоторых  из депутатов  задерживал  возле себя, чтобы сказать и выслушать
несколько слов.
     Градов поднимался вместе с молодым авиаконструктором, которого встретил
в  вестибюле. Они были  знакомы  по Дому ученых, о нем .говорили как о гении
аэродинамики, кроме  того,  кажется, он  одно  время  ухаживал  за Ниной.  В
отличие от гостей из  солнечного Узбекистана конструктор почему-то то и дело
посматривал на  часы  и все что-то говорил  Борису  Никитичу  о перспективах
ракетного зондирования  верхних слоев  атмосферы.  Градов его не  слушал,  а
только лишь смотрел, как с каждым  шагом приближаются матово поблескивающие,
отличного черного цвета  сапоги.  С внутренним содроганием  он  вспомнил эти
ноги  без  сапог, свою ужасную тайну. Тайна была такой глубокой и  смрадной,
что он был бы счастлив ее раз и навсегда забыть.
     - А  вот  это,  Иосиф  Виссарионович,  поднимается выдающийся  хирург,
профессор Градов, - не прекращая мягко аплодировать, сказал Молотов.
Быстрый переход