|
Уходил в свои личные комнаты, куда никому доступа не было, часами сидел на толчке, просматривал старые газеты со статьями ныне арестованных товарищей по оружию, убеждался в своей правоте - правильно арестованы товарищи! - ждал блаженного мига. Блаженный миг не приходил, живот казался ему вместилищем свинца, вернее, сплошным куском свинца. В голове стало уже путаться, посещали какие-то мысли о матери, а это значит - путается в голове, свинец подпирал уже под горло, разделить бы его по девять граммов, роем пустить по свету, то есть не остается сомнений в том, товарищи, что налицо перед нами явные признаки свинцового отравления, о котором нередко предупреждали большевики. В такой вот момент он распахнул дверь, крикнул: "Доктора!" - и повалился на тахту. Вбежали энкавэдэшные врачи: - Что с вами, товарищ Сталин? - Свинцовое отравление, - был ответ. Врачи бестолково засуетились. Один из них катал в ладони две слабительные пилюли. - Может быть, дать... вот это? - спрашивал он у второго. - Что это? - Ну, вы же знаете что! - Ну, хорошо, давайте, давайте это, а то... Пилюли эти, может быть, и сработали бы, получи их Сталин дней на пять раньше, сейчас они лишь вызвали приступы мучительнейших конвульсий. Жижа какая-то вытекала по каплям, свинцовая же стена стояла нерушимо. В такой конвульсии Сталин однажды и исторг имя Градова: "Градова привезите, мерзавцы! Настоящего врача, профессора Градова!" Имя Градова запомнилось ему еще с двадцатых, еще до того важного партийного мероприятия, в котором Градов частично участвовал, Сталин знал об этом знаменитом московском профессоре и где-то в тайничке всегда резервировал за собой это хорошее, сугубо русское - не то что всякие вовси-шмовси - имя как имя целителя, настоящего врача. С тех пор, конечно, жизнь постоянно усложнялась и классовая борьба ужесточалась, разное происходило с людьми, за всем не уследишь, но вот в роковой час конвульсий имя вдруг снова выпрыгнуло из тайничка: Градова! Градова! Борис Никитич возвращался после операции домой дикой пронзительной ночью, в промозглый и гудящий час ведьм, когда его машину на Хорошевском шоссе перехватили два автомобиля чекистов. Он сразу понял, что это не заурядный арест, а что-то посерьезнее. Старший в группе сказал ему металлическим голосом: - Пересаживайтесь в нашу машину, профессор. Дело самой высшей государственной важности. - В машине тем же тоном, исключавшим любую возможность диалога, он добавил: - Учтите, секретность стопроцентная. За малейшее разглашение понесете ответственность в самых строгих формах. Пациента, то есть Сталина, он увидел лежащим на тахте в кабинете. |
