Шатилов еще сказал:

— Он, этот самый бригадир–то, важный приборчик изобрел и внедрил на шахтах. Хороший приборчик, довольны им горняки. А ведь Самарин не в тресте столовых и ресторанов работает, он наш человек, институтский. Выходит, и приборчик сделан не на кондитерской фабрике, а у нас, в институте. Он и электронно–вычислительную машину сделает! А мы будем ушами хлопать и, может быть, не все догадаемся, что и эта новая машина в институте сделана.

Каиров тут встал и перебил директора:

— Николай Васильевич! Я уже все продумал. Все будет учтено и сделано.

— Вот и ладно, — закивал головой директор.

Не знал тогда Самарин, что Папиашвили явился к нему сразу же после ученого совета.

— У меня нет чертежей, — сказал Андрей, — я их отослал в Центральное бюро по изобретательству.

Улыбка стаяла с лица Папиашвили, на Самарина сыпались одни холодные искры. Андрей попросил извинения и склонился над рабочим столом. С тех пор Самарин избегал Папиашвили — этого стройного молодца, всегда одетого ярко и по моде. А теперь — извольте: Папиашвили — его начальник!..

Пока Андрей слонялся по коридорам, предавался размышлениям, ученые явились на работу и заполнили все комнаты. В кабинет Каирова вошли несколько человек. И когда Самарин приблизился к двери начальника лаборатории, из кабинета уже раздавался приглушенный разговор.

Андрей не прошел вперед, куда жестом приглашал его Каиров, а спрятался за спину женщины с копной иссиня–черных волос. Она стояла посреди кабинета и не слишком вежливо говорила:

— Если вы решили, что Пришельцева за какие–то гроши будет тянуть всю теорию, то вы ошиблись.

— Инга Михайловна, золотце, нет у меня возможности…

Разговор принимал меркантильный характер.

— Мы знаем, что у вас есть и чего у вас нет. У вас всегда была для меня одна работа. Инга, делай то, Инга, делай это. А что Инга ежемесячно теряет сто десять рублей — до этого никому нет дела!

— Позвольте, какие сто десять рублей?

— Кандидатские! Вот какие!..

— Но вы же не кандидат! — Вы полагаете, Борис Ильич, что я не понимаю кухни? Скажите вы мне завтра, что… в ученом совете меня не завалят, я тогда с превеликим удовольствием.

— Но я же не могу…

— Расскажите другим, что вы можете, а что не можете… Пришельцева взмахнула пухлой короткой рукой и круто повернулась. Чуть не сбив Самарина, она вышла из кабинета.

Каиров смотрел ей вслед, покачивая головой:

— Ну, характер!..

Краем глаза он скользнул по лицу Самарина. Андрей ступил вперед, хотел представиться, но Борис Ильич широким жестом пригласил его сесть в кресло. Он полагал, что Самарин все слышал, хотя Андрей смотрел в окно и не вникал в суть разговора.

— Видали вы ее! — кивнул на дверь, за которой только что скрылась Пришельцева. — Она теряет сто десять рублей. А я теряю пятьсот оттого, что я не академик. Странная логика!..

Самарин подошел к столу, сел в кресло. Но едва Борис Ильич раскрыл рот, чтобы начать беседу с новым сотрудником, как в кабинет вошел начальник шахты «Зеленодольская» и с ним Данчин — высокий простовато одетый мужчина.

Начальник шахты Александр Петрович Селезнев — (молодой человек с жесткими черными усиками. Говорит певческим музыкальным баском.

— Андрей Фомич тоже тут, очень кстати. Мы ведь и по вашу душу пришли, то есть вашу новую машину хотим заполучить.