— Я тебя отпущу, если ответишь на несколько вопросов. Что скажешь?

— Я расскажу тебе все сказки этого мира, демон забытых эпох. Дай мне разум, — произнесла она вкрадчивым осторожным голосом. Глаза у неё при этом метались, будто безумные.

Девушка резко развернулась и странными порывистыми движениями направилась к телу валявшегося на полу другого товарища.

— Остановить? — с сомнением спросил Кот.

— Да пусть, — отмахнулся я. — Эй, любительница солнца, чем вы стреляли в Рейна?

— Я не стреляла. Великое солнце, видят оракулы, я не стреляла! Рамиэль, Имланэль. Истаналь. Боги… как же не должно так быть… сейчас, сейчас, Лифа, всё будет хорошо…

— Я не спрашивал кто. Я спрашивал чем.

— Глифы безмолвия середины ночи, и середины луны, — эльфийка что-то вывела что-то на полу. Получились два сложных символа. — Венец пожирающей силы.

— Ритуалистика, — понял Мерлин.

— Мана жгёт изнутри, — эльфийка охрипла. — Проклятие, Касканар, где ты его прячешь?

По щекам эльфийки поползли слёзы. Её даже пытать не нужно, достаточно отсутствия эло на расстоянии протянутой руки.

— Кстати, Рейн, ты там что-то говорил насчёт того, что эта дрянь не вызывает зависимости? — припомнил я, глядя на муки несчастной эльфийки.

— Не вызывает, — с прежней мрачностью ответил стихийный рыцарь. — Но психологически — устоять трудно.

— Только не говори, что тебе хватило одного раза тогда, чтобы проникнуться к ним симпатией.

— Не симпатией, — покачал Рейн головой. — Сочувствием. Им настолько дерьмово, что для них это вопрос выживания.

Сказав это, сердобольный парень просто протянул девчонке другой флакон.

Эльфийка даже колоться не стала — вырвала из рук и сделала жадный глоток, после чего принялась его нюхать и закапывать глаза. Похоже, светящуюся жижу они употребляли всеми доступными способами.

Вот теперь в её глаза вернулась толика осмысленности. Порывистые движения стали плавными и изящными. Эльфийка улыбнулась, слегка потянулась назад, так что через грязную чёрную футболку проступили очертания груди.

— Лучше! Какое же счастье…

— Думаешь, она теперь станет нас понимать? — с сомнением спросил я.

— Я буду! — пообещала эльфийка. — Ваша взяла. Я трофей. Только пожалуйста, не лишайте меня элуриума. Всё, что скажешь, победитель.

— Надо же, сработало, — хмыкнул Мерлин.

— Когда-то у меня тоже была гордость, — послышался голос эльфийки. — Я не хочу быть ноющим ничтожеством, охотник. Лучше убей меня сразу, если такова твоя воля.

Вот и храбрость вернулась.

— Охотник?

— Вы ведь пришли за эло?

— Да нахрен оно мне нужно! — сплюнул я. — Вы первые напали. Нам вообще просто пройти мимо нужно. Сами позвали беду в свой дом, теперь плачете. На кой чёрт вы напали на мой лес?

— Хозяин леса? Так значит, это правда, в сердце мутантскного леса этой планеты есть демон. Но не чёрт. Ты выше чёрта. Ты прекрасен, как инкуб, демон!

— Она меня бесит, — поведала Сайна. — Второй раз уже соглашаюсь с Мерлином. Как бы не стало традицией.

— Ты же всегда выступаешь за миролюбие? — не удержался я.

— Она просто пересоберётся с другой памятью. Это даже убийством назвать нельзя. Будет заниматься тем же, чем и сейчас, вообще без изменений, — невозмутимо пояснила Сайна.

— Много у вас таких зачарованных пуль?

— Лайнариэль делала, — ответила эльфийка. — Вы убили её.

— Тогда понятно, почему у неё в руках была двухметровая снайперка, гарантированно разносящий пол тела, — хмыкнул Мерлин.