Сначала ему показалось, что в палате — а это была именно одноместная палата, а не кабинет — никого нет. Кровать, застеленная голубым покрывалом, стул, тумбочка, узкий шкаф, стеклянный столик. Он уже хотел сказать что-то Андрею, как вдруг увидел у окна невысокую женскую фигуру, полускрытую шторой. Женщина, одетая в джинсы и серый свитер, ссутулившись, стояла спиной к ним и смотрела в окно. Наконец она медленно повернулась.

— Марина? — удивился Денис. — Но мне сказали, что… что ты погибла. И что я должен поговорить с Инной.

— Денис, — Андрей тронул его за плечо, — это и есть Инна.

* * *

Он смотрел на меня, растерянно моргая, и мне стало жаль его. Как тогда. В то утро, когда, наплакавшись за ночь, опаздывая на работу, я вышла из дома и увидела его сидящим на скамейке. Он был такой жалкий — мокрый, дрожащий, несчастный. Я не могла поверить — он что, сидел здесь всю ночь?! Ждал меня?!

Столько лет прошло, а я все еще, наверно, любила Андрея. Сначала ждала и ругала себя. Потом злилась, ненавидела, презирала… Оправдывала… Прощала…

«Зря ты так, — сказала мне его мама. — Андрюшка не трус, но очень нерешительный. Его надо было плавно подвести к тому, чтоб он сам решение принял, а ты так резко все повернула. Он очень переживает». — «Мне что, пойти извиниться? — вскипела я. — Он же знал, что я беременна. И ни слова не сказал. Понимаете? Ни слова!» — «Хочешь, я поговорю с ним?» — «Не вздумайте! Или он сам придет, или…»

Получилось «или». Он не пришел.

«Да что ты в нем нашла? — возмущалась Машка. — Скотинус вульгарис. Обычный козел. Ну ничего в нем нет, ничегошеньки. Пройдешь мимо и не заметишь. Пустое место. Ничтожество».

Что я в нем нашла? Да откуда я знаю. Редактор заурядного бульварного листка. Намного старше меня, ничем не привлекательный внешне. Богатый? Нет, скорее наоборот. Умный? Скажем, неглупый, но не более того. Обаятельный? Особо не замечала. В общем, совершенно не принц на белом коне. Тогда почему же я его любила? Ведь я ничего не придумывала, не окружала его мерцающим флером, не надевала на него красивый костюм, который можно было бы слепо любить. Но… Он словно пророс сквозь меня и навсегда остался моей частицей.

Да, сначала я ждала. И если бы он пришел, позвонил, я не сказала бы ни словечка упрека. Но чем больше времени проходило, тем призрачнее становились надежды. Родители были еще в Будапеште, и я не торопилась их «радовать». Правда, Деду, моему любимому крестному, я все-таки рассказала. Он предлагал отвести меня к хорошему врачу, сокрушался, что я испортила себе жизнь. Я отказалась наотрез.

А потом меня толкнули в метро, я упала на лестнице, ребенка потеряла. Начались осложнения, женские проблемы. Через год, после длительного и страшно болезненного обследования мне сказали прямо: такие спайки оперативно не лечат, и мой единственный шанс родить ребенка — экстракорпоральное оплодотворение.

Я ненавидела весь свет, а в первую очередь Андрея. Если б тогда он попался мне на глаза… Слава богу, что не попался.

Когда ярость и отчаяние схлынули, я поняла, что могу жить дальше. Машка говорила о том, что клин клином, что «новая встреча — лучшее средство от одиночества» и прочие вполне разумные вещи. Я пробовала — не получалось. Чувство к Андрею удалось загнать глубоко, и оно уже не мучило меня. Но полюбить снова я не могла. Просто не получалось. Маша пыталась знакомить меня с кем-то, тащила в ночные клубы, в гости к своим многочисленным знакомым.