— Уходи, он сказал тебе все, что знает, — вмешалась Грета.

Эмилиано на нее даже не взглянул. Ее не существовало. Сейчас существовал только Ансельмо. И он должен был дать ответ.

— Я нашел пакет за день до нашей встречи перед Колизеем, — пояснил велосипедист. — Я не знаю, кто его оставил в автобусе.

Он говорил правду, Эмилиано чувствовал это. Но ему не нужна была правда. Ему нужен был виновный. Он хотел найти виновного и наказать его. Эмилиано сжал кулак и почувствовал, как костяшки пальцев превратились в пули. Сухожилия запястья напряглись и окаменели до локтя. Нерв, спавший в основании черепа, сработал как курок. Грета увидела черный взрыв в глазах Эмилиано и узнала его.

Это была злоба.

Не ярость, порожденная несправедливостью или оскорблением, а злоба, которая сама порождает несправедливость и оскорбления. Глухая злоба, которая возникает не потому, что кто-то что-то сказал или сделал. Наоборот, что бы кто ни сказал — она тут как тут. Граната с выдернутой чекой, готовая разрушить все вокруг. Но пока она не разорвалась, ты можешь отбросить ее подальше от себя. Далеко-далеко. Насколько хватит сил.

Кулак Эмилиано рванул назад одновременно с ногой. Все его тело готово было нанести удар. Свалить старые обиды и оскорбления на человека, который не был в них виноват. Но за этим человеком стояла Грета.

Раскинув руки, она бросилась на Эмилиано, ударила его ладонями в грудь и оттолкнула назад. Далеко. Насколько хватило сил.

— Уходи!

Эмилиано опустил кулак, но уходить и не думал.

— Не прикасайся ко мне. Не смей ко мне прикасаться, — зашипел он, с презрением глядя на девочку.

Грета снова бросилась вперед, будто и не слышала его слов, но руки Ансельмо обхватили ее за талию и потянули назад.

— Хватит. Успокойтесь, — сказал он.

Грета услышала, как его голос нежно коснулся ее спины.

А Эмилиано почувствовал, как разжались пальцы, ослабли сухожилия и нерв в основании черепа вернулся в укрытие меж позвонков. Глупо было бы драться с этой девчонкой. Ведь он способен на более жестокие вещи.

Эмилиано вытянул руку в направлении Ансельмо как меч:

— Узнай, кто потерял булавку, и я верну тебе твой дневник.

Это был пакт. Условия перемирия.

Ансельмо склонил голову набок, не желая идти на компромисс.

Грета притихла: она чувствовала себя в ответе за кражу, хоть и не была в ней виновата.

— Верни мне дневник, и я узнаю, кто потерял булавку, — предложил свои условия Ансельмо.

— Нет! — не выдержала Грета.

Она схватила Ансельмо за руку, предупреждая взглядом: заключать договор с Эмилиано очень опасно. Она прекрасно это знала, но она так же хорошо знала, что Ансельмо должен вернуть свой дневник и спрятать его в безопасном месте. Другого пути, кроме рукопожатия, не было.

И Ансельмо с Эмилиано пожали друг другу руки.

— Лючия, что с тобой? — спросила Эмма, заметив, как неуклюже ее подруга ковыляет к автобусной остановке.

— Ничего, у меня просто болит…

Щеки Лючии залились стыдливым румянцем.

— Что?

— Тут, сзади, — прошептала Лючия, смешно тыча пальцем в волан юбки ниже поясницы.

— Попа?

— Да.

— Все еще болит?!

— Сама бы посидела два часа на раме гоночного велосипеда!

— Странно, лицо у тебя просто светилось счастьем…

Румянец со щек перекинулся на все лицо:

— Да, это было волшебно. Мы ехали-ехали, а потом выехали на огромную улицу, что-то вроде моста в четыре полосы, знаешь, такие, по которым машины несутся на полной скорости, а по утрам вечно пробки.