Очнулись они почти одновременно — на широком надувном матрасе в пустой длинной комнате, прикрытые какими-то не то скатертями, не то портьерами. Сцена отчасти напоминала сцену их совместного пробуждения у Шпетов но ее драматургическое наполнение было совсем иным Поднимаясь, Белозеров толкнул Таню в бок, разбудил ее и вместо извинения хрипло спросил:

— Который час?

Таня разлепила глаза и поднесла к ним запястье, с которого, по счастью, забыла накануне снять часы.

— Полдесятого.

Белозеров вскрикнул и схватился за голову.

— Да что такое? — обеспокоенно спросила Таня.

— Ничего! — злобно прошипел он. — У меня в двенадцать проба, а я по твоей милости валяюсь черт знает где, черт знает в каком виде…

— Ты забыл сказать — черт знает с кем, — вставила Таня. — Что ж ты меня не предупредил вчера?

Белозеров махнул рукой, вскочил и забегал по комнате в одних трусах, махая руками и приговаривая:

— Что делать? Что делать?

Тане сразу стало скучно. Она поднялась, надела лежавший рядом на полу джемперок, пригладила руками брюки, чтобы не казались слишком мятыми, надела их и пошла в ванную. Вернувшись, она застала Белозерова по-прежнему в трусах перед тусклым зеркалом, оказавшимся на внутренней стороне створки древнего шкафа. Он разглядывал свою физиономию, которая, по мнению Тани, нисколько со вчерашнего дня не изменилась, и причитал:

— Куда ж я такой пойду? Куда? Таня чуть было не ответила со всей пролетарской искренностью, куда именно ему следует идти, но сдержалась и посоветовала:

— Оденься, сходи умойся, потом попей чайку и иди на студию пешком — проветришься.

Белозеров посмотрел на нее дикими глазами.

— Ну что ты несешь, а? На студию — в таком виде? Мне надо побриться, переодеться…

Таня отвернулась, подняла с полу сумочку, достала из кошелька червонец и не глядя протянула Белозерову.

— Вот тебе на такси, катись домой, брейся, переодевайся и вообще делай что хочешь.

Белозеров дрожащей рукой взял десятку, машинально сунул было ее в карман брюк, но попал в трусы. Тане стало совсем тошно, она пошла на кухню, без спроса поставила на газ чей-то чайник и закурила, глядя во двор через немытое окно. Вышла Галина — это оказался ее чайник, и она как раз собиралась его ставить, — они вдвоем покурили, помолчали и пошли в их с Варламом комнату пить кофе. Варлама уже не было — с утра умчался по делам. После кофе Таня вернулась в свое будущее жилище и еще раз прикинула, сколько чего понадобится для легкого ремонта. Белозеров, слава Богу, уже смылся.

На другой день, ближе к вечеру, во двор въехал грузовичок, из которого вылезли Таня и лысый прораб Владимир Николаевич. Они на лифте подняли на последний этаж мел, обои, краску, клей, ведро с кистями, моток провода и циклевочную машинку, которая, в отличие от всего остального, была одолжена на стройке во временное пользование и подлежала возврату через два-три дня. Выгрузив все это хозяйство в пустой комнате, они уехали, а утром Таня вернулась уже одна, с кошелкой, из которой извлекла какое-то тряпье, переоделась и, закрыв газетами шкаф, принялась за дело.

Через четыре дня комнатка преобразилась и засверкала. Пятаковы и Шапиро приходили в нее любоваться, изумленно качали головами, а Галина принялась с непривычным для себя воодушевлением давать ценные советы по части оформления интерьера. Совместными усилиями они развернули древний шкаф боком и поставили его поперек комнаты, разделив ее на спальню без окна и гостиную. Таня раскрасила его в веселенький голубой цвет, а Галина разрисовала мандалами, ступами и цветочными орнаментами.