– Да он всю жизнь на жалованье жил, – зло ответил Кувалда и положил в карман портсигар Бахтина. – Увести, – скомандовал Травкин. Вот тут-то все и началось.

Его били на лестнице, били в машине. А потом в пустой камере Бутырки. Правда, Бахтин, прежде чем ему надели наручники, уложил двоих, но потом его били так, что он трижды терял сознание. Когда его облили водой и он очухался, Кувалда сказал ему, сплевывая кровь:

– Ты думаешь, я тебя расстреляю? Нет, сука, ты у меня каждый день умирать будешь. Смерти ждать своей. Я тебе сгною сначала, а потом убью.

Так он стал старожилом семнадцатой камеры. Почти ежедневно сюда приводили людей. Разных. Офицеров, священников, журналистов, чиновников, уголовников. Приводили для того, чтобы увести ночью. Бахтин существовал среди этого страшного конвейера смерти и с каждым днем замечал в себе невидимые перемены. Даже пугающий сон с мрачным лодочником Хароном перестал приходить к нему. Ему по ночам грезились чистые и простые видения, и именно от этого он укреплялся внутренне, и неведомое доселе чувство ненависти ко всем, кто бил его, запихнул в эту вонючую камеру, нарождалось в нем тяжело и страшно.

Он знал, что, когда выкрикнут его фамилию, он упадет и заставит конвойных тащить его. Главное чтобы не надели наручники. Ну а там… Он так укрепился в мысли, что вырвется отсюда, что практически перестал вздрагивать во время смертельных перекличек.

В духоте и смраде камеры родился иной человек. Жестокий, расчетливый, ненавидящий.

Три дня, укрывшись одной шинелью, они спали вместе с ротмистром Гейде. Потом его увели, как уводили и других, с кем сближала короткая предсмертная жизнь.

Пожилой священник, прощаясь перед расстрелом, сказал Бахтину необыкновенные слова:

– Помните, Александр Петрович, отчаяние – оборотная сторона счастья. Как пастырь ваш я обязан призвать к смирению, но как человек я завещаю вам это счастье, которое вы добудете, победив отчаяние.

Однажды, после очередного вызова на расстрел, к Бахтину подсел сильно избитый господин в некогда щеголеватой визитке. – Господин Бахтин? -Да. – Я Федулов Андрей Петрович. – Адвокат. – Именно. Значит, вы обо мне знаете?

– Вот это да, – Адвокат достал папиросы, – закурите. – Спасибо, как вам удалось их пронести? – Школа. – Молчу.

Они закурили. Сладковатый дым с непривычки затуманил голову.

– Меня завтра уведут к стенке, я перед смертью вам кое-что рассказать хочу. – Что именно? – Знаете, кто организовал на вас покушение? – Нет.

– Было два человека. Один большевик по имени Митя, а второй Рубин.

– Он меня хотел убрать, чтобы грохнуть Гендрикова? -Да. – Видимо, покушение организовывали вы?

– Был грех. Наняли эсеры, сказали, что вы – тайный сотрудник охранки. – Но Гендрикова вы не взяли? – Не смогли. – А знаете почему? – Расскажите.

– Мне об этой акции надежные люди сообщили. Я приказал всю операцию с деньгами и бриллиантами в сыскной полиции провести, так что зря вы меня замочить хотели.

– Не зря, – засмеялся Федулов, – за вас Митя десять тысяч империалами отвалил. – Не может быть! – Вот так-то. Хотите поесть? – Очень. – У меня хлеб и рыба. – Откуда? – За деньги охрана все сделает.

Они ели хлеб и жареную рыбу, запивая мутной водой из камерного бачка. – Вы боитесь умереть? – спросил Адвокат.

– Уже не знаю. Слишком долго они маринуют меня.

– А я боюсь. Жить хочется очень.