Свой славный особнячок на Волхонке он подарил детям рабочих и взамен получил трехкомнатную квартиру на Сивцевом Вражке.

Если бы Усов приехал из Парижа и посмотрел, как честно трудится комиссар Рубин, он, наверное, умер бы от хохота. С тем дофевральским прошлым его больше ничего не связывало. Усов в Париже. Козлова застрелили в семнадцатом. Надо же было дураку баловаться пулеметиками вместе с городовыми. Бахтин расстрелян, больше ему некого опасаться. Внизу заревел двигатель его «Руссо– Балта». Рубин встал и пошел одеваться.

Дзержинского знобило, и несмотря на то, что в комнате была раскалена печка-голландка, он сидел в накинутой на плечи шинели и пил горячий чай. На его худом, аскетическом лице горел нездоровый румянец, глаза блестели, как у больного с высокой температурой.

– Так что же происходит, товарищи? – Дзержинский поставил стакан, оглядел собравшихся.

В кабинете сидели член коллегии Московского ЧК Василий Манцев, начальник секции МЧК по борьбе с уголовными преступлениями Федор Мартынов, начальник отдела ВЧК Дмитрий Заварзин и заместитель председателя Моссовета Борис Литвинов.

– Я не слышу ответа и понимаю, что ответ этот однозначно меня не удовлетворит. Бандит Сабан разогнал 27-е отделение милиции, потом его бандиты убили шестнадцать милиционеров, бандиты в Сокольниках ограбили Ильича. Ежедневно город содрогается от кровавых преступлений. А мы? Помните, что бандитизм явление не только уголовное. Он компрометирует власть рабочих, кое-кто пытается представить это как неспособность большевиков управлять государством. Следовательно, бандитизм есть явление политическое. Что вы скажете, товарищ Мартынов?

– Феликс Эдмундович, – Мартынов вскочил, поправил гимнастерку, – наша секция делает все возможное, но нехватка людей, а главное отсутствие надежной агентуры…

– Что с поисками архива сыскной полиции? – перебил его Дзержинский. – Пока глухо.

– А у нас все глухо. Какой-то умник расстрелял двух старых сыщиков зато, что они в ресторане бесплатно продукты взяли. – Дзержинский встал. – Они брали и деньги, – добавил Заварзин.

– Ну вот вы и расстреляли, и все старые сыщики сбежали из уголовно-розыскной милиции. Так кто же внакладе?

– Феликс Эдмундович, – тихо сказал Заварзин, – разве мы были неправы?

– Абсолютно правы, но кто просил вызывать на допросы и пугать остальных.

– Вместо них мы послали в московскую милицию преданных большевиков.

– Слушайте, Заварзин, мы поручили вам заниматься кадрами, зная, что вы умный и образованный человек. Наши товарищи пока не знают дела. А сыск, уж поверьте мне, опытному каторжанину, это наука. Кстати… Дзержинский сел за стол, раскрыл папку.

– Я внимательно прочел вашу записку, товарищ Литвинов, более того, мне привезли из Особого отдела департамента полиции целое дело на Бахтина. Ведь это он спас вас и Заварзина в Париже. Не так ли? – Да, Феликс Эдмундович.

– В двенадцатом году чиновник полиции, с его положением, спасает большевиков от охранки… Это поступок. Что вы скажете, Заварзин?

– Мне трудно судить об этом, я никогда не верил этому человеку. Думаю, его приход был инспирирован…

– А я так не думаю, – оборвал его Дзержинский, – если вы познакомитесь с разработкой Особого отдела на Бахтина, то поймете, что из-за случайной встречи с вами он все время находился под подозрением. – И получал ордена, – съязвил Заварзин.

– Не надо так иронично, Дмитрий Степанович. Одно дело с Распутиным чего стоит. А разоблачение жуликов в Союзе городов, а арест Сабана, которого мы год не можем найти.