«О, если у вас есть хоть сколько-нибудь жалости в сердце, — воскликнула бедная женщина, — убейте меня! Убейте меня!»

«Что она говорит?» — пробормотал Макс.

«Она отвечает только, что это бесчестно, — сказал Орас, — и, признаюсь, я склонен согласиться с нею».

«В таком случае…» — сказали одновременно Анри и Макс, вставая.

«В таком случае делайте что хотите», — произнес граф.

Он сел, налил себе стакан шампанского и выпил.

«О, убейте же меня! Убейте же меня!» — закричала опять женщина, увидев двух молодых людей, готовых подойти к ней.

В эту минуту то, что легко было предвидеть, случилось: Макс и Анри, разгоряченные вином, стояли друг против друга и, раздражаемые одним желанием, все более ожесточались.

«Итак, ты не хочешь уступить ее мне?» — спросил Макс.

«Нет!» — отвечал Анри.

«Ну, так я возьму ее!»

«Посмотрим!»

«Анри, Анри! — сказал Макс, скрежеща зубами. — Клянусь честью, что эта женщина будет принадлежать мне».

«А я клянусь жизнью, что она будет моя, и я дорожу своей жизнью больше, чем ты честью».

Тогда они отступили назад, выхватили охотничьи ножи и снова стали друг против друга.

«Из жалости, из сострадания, во имя Неба — убейте же меня!» — в третий раз закричала связанная женщина.

«Что вы сейчас сказали?» — воскликнул Орас, сидя по-прежнему и обращаясь к молодым людям тоном начальника.

«Я сказал, — отвечал Макс, нанося удар Анри, — что я получу эту женщину».

«А я, — возразил Анри, нападая на противника, — я сказал, что она будет не его, а моя, и сдержу свое слово».

«Нет! — вполголоса произнес Орас. — Вы оба солгали, ее не получит ни тот ни другой».

Он взял со стола пистолет, медленно поднял его и выстрелил; пуля пролетела между сражающимися и поразила женщину в сердце.

При этом зрелище я испустила ужасный крик и упала без чувств, вероятно такая же мертвая на вид, как и та, которую убили.

XIII

Придя в чувство, я поняла, что нахожусь в подземелье. Граф, привлеченный моим криком и шумом падения, нашел меня в лаборатории и, пользуясь моим обмороком, продолжавшимся несколько часов, перенес в подземелье. Подле меня на камне стояли лампа, стакан и лежало письмо. Стакан содержал яд; что касается письма, то я вам перескажу его.

«Неужели вы не решаетесь показать его, — воскликнул я, — и доверяете мне только наполовину?»

«Я сожгла его, — отвечала мне Полина, — но будьте спокойны, я не забыла ни одного слова оттуда.

«Вы хотели, Полина, чтобы моя карьера преступника была полной; Вы все видели, все слышали, мне нечего более открывать Вам, Вы знаете, кто я такой, или, лучше, что я такое.

Если бы тайна, раскрытая Вами, принадлежала мне одному, если бы одна только моя жизнь зависела от нее, я скорее рискнул бы собой, чем позволил бы упасть хоть волосу с Вашей головы. Клянусь Вам, Полина!

Но невольная неосторожность, какой-нибудь знак ужаса, исторгнутый Вашим воспоминанием, слово, произнесенное во сне, могут привести на эшафот не только меня, но еще двух других людей.