(Здесь меня опять прервали, прося сойти вниз для дальнейших переговоров с громоотводных дел мастером. Я бросился туда и снова предстал пред этим человеком, поглощенный и волнуемый глубочайшими мыслями, выраженными в таких величественных периодах, что каждый из них представлял собою далеко растянувшуюся процессию слов, которой нужно было, по крайней мере, 15 минут времени, чтобы достигнуть заранее намеченного пункта. Он был совершенно спокоен и кроток, я — в высшей степени взволнован и возбужден. Он стоял в созерцательной позе колосса Родосского, упираясь одной ногой в только что посаженный куст туберозы, а другою- в клумбу анютиных глазок, подбоченясь, с надвинутой на лицо шляпой, прищурив один глаз и критически-удивленно устремив другой по направлению самой большой моей дымовой трубы.

Теперь, по его словам, дело там облажено так, что остается только жить да радоваться. Затем он прибавил: «Я предоставляю вам подтвердить, видели-ли вы когда-нибудь нечто более великолепное, чем эти 8 громоотводов на одной дымовой трубе?»

Я сказал, что не могу сразу припомнить, видел-ли что-нибудь более великолепное. Он полагал, что с его точки зрения, во всем мире, разве только один Ниагарский водопад может превзойти это своей ландшафтной прелестью.

Теперь, по его чистосердечному убеждению, чтобы сделать мой дом «истинным бальзамом для зрения», оставалось только немножко «приубрать» остальные трубы, придав, таким образом, общему coup d'oeil успокоительное однообразие законченности, в котором бы примирялось возбуждение, естественно и консеквентно возникшее вследствие первого coup d'état…

Я осведомился, по какой именно книжке он учился риторике и не может-ли одолжить мне ее. Самодовольно улыбаясь, он ответил, что выражения его не заимствованы из книг и что только дружеское общение с молнией может сделать человека способным так свободно пользоваться стилем разговорной речи. Затем, подсчитав, он объявил, что еще 8 громоотводов, сооруженных в различных частях крыши, могли бы доставить мне полную уверенность, на что потребуется не более 500 фут материала, присовокупив к этому, что вначале он, так сказать, немножко просчитался, употребив несколько больше материала, чем предполагал, — фут на 100 или около этого.

Я еще раз подтвердил, что ужасно спешу и потому желал бы раз навсегда принести наше дело к концу, чтобы иметь возможность пойти и продолжать мою работу.

Он сказал: «я мог бы устроить эти 8 громоотводов и затем идти своей дорогой, — некоторые люди так именно и поступили бы. Но нет, сказал я сам себе, этот человек совсем чужой мне, но лучше я умру, чем не позволю себе сделать ему что-нибудь неприятное: громоотводов на доме не достаточно, и я не двинусь с места, пока не выскажу ему это и пока не сделаю то, что желал бы, чтобы и мне другие сделали в подобном случае. Незнакомец! Я исполнил свой долг, но если на вашу крышу снизойдет рекальцитрированный и дефлогизированный посланец неба, то…»

«Довольно, довольно — перебил я, — устраивайте еще 8 громоотводов, возьмите еще 500 фут спирально-согнутой проволоки, делайте пожалуйста все, что вам угодно, но только успокойтесь и постарайтесь сдержать ваши чувства в границах, доступных пониманию без словаря. А пока я хотел бы, если мы, наконец, поняли друг друга, вернуться к своей работе».

Мне приходится потратить целый час, стараясь вернуть мысли к тому месту, где я их оставил, будучи прерван в последний раз; теперь, кажется, мне это, наконец, удалось и потому я решаюсь продолжать:

… «боролись с этим великим предметом, при чем знаменитейшие из них признавали в нем достойного противника, возрождавшегося вновь свежим и бодрым, не взирая ни на какие поражения.