— Кумекаешь, почему Господь сотворил Ирландию такой крохотной? — подмигнул сержанту один из них, затачивая штык.

— Почему? — неуверенно спросил Линч.

— Будь Ирландия больше, мы бы завоевали свет и остались одни, — он ногтем попробовал остроту клинка, — Что тогда делать мужчине?

Они переговаривались по-гэльски, смеялись. Линч понимал, что смеются над ним. За смерть Мариотта его до сих пор не наказали, и сержант терзался мрачными предчувствиями.

Д’Алембор вёл левую колонну. Это была его вторая в жизни битва. Правый фланг прикрывали ирландцы Харпера. Лихие ребята, бесспорно, однако никто бы не разубедил капитана в том, что его Лёгкая рота — самая отчаянная в целом мире. Жаль вот, Харпера пришлось отдать. Капитан поднял саблю. В морозном воздухе, пронизываемом ядрами и пулями, узкая полоска металла казалась смешной и беспомощной. Хакфилд, рассудительный уроженец северной Англии, назначенный ротным старшиной, крикнул капитану:

— Майор командует остановку, сэр!

Батальон замер. За спиной Шарпа развевались знамёна. Пусть французы видят, кто пришёл их бить! Стрелок потянул палаш из ножен. Лезвие, заботливо подточенное поутру, тоненько звякнуло.

— Примкнуть штыки!

Сорокасантиметровые лезвия защёлкнулись на стволах. Несколько стрелков из роты д’Алембора примкнули к винтовкам тесаки. Среди зелёных курток был и юный испанец, «Ангел». В батальоне он не числился, но в меткости мог бы посостязаться с Хэгменом и сражался так ожесточённо, что любой из Лёгкой роты побожился бы, что парнишка на свете не заживётся.

Считанные минуты отделяли полк от сумятицы боя. Начальник штаба бригады, взмокший после заполошного бега вгору, принёс Шарпу те немногие новости о сражении, какими обладал, и приказ начинать. Стрелок напряг лёгкие:

— Батальон! Наша цель — форт на высоте!

Задание было ясным, и палаш указал путь:

— Вперёд!

Прибыв в Пасахес, Шарп расформировал четыре фаулнисских роты, влив новичков в существующие подразделения полка, перемешав опытных с необстрелянными. Сознавая, что примерно половина личного состава о войне знает, в лучшем случае, по рассказам, майор предпочёл бы дать им боевое крещение в условиях обороны, когда, перезаряжая мушкет, солдат надёжно укрыт в траншее и не боится шальной пули. Вместо этого Шарпу приходилось бросать их в лоб на штурм укреплённых вражеских позиций, которые даже с фланга не обойдёшь, ибо дно долины было слишком топким, и единственная дорога шла по-над самой грядой и оканчивалась фортом.

Правая колонна, ведомая гренадёрами, нырнула в лабиринт окопов и стен, очищенный от врага первой волной атакующих. Левой укрыться особо было негде, и на неё обрушили огонь французские пушки. Ядра размером с кулак сеяли смерть в рядах красномундирников.

— Сомкнуться! Сомкнуться! — привычно кудахтали сержанты.

Подполковник Гирдвуд не мог оторвать взгляд от четверых солдат, поражённых ядрами. Трое не двигались. Четвёртый, истекая кровью и хрипя, пытался встать и вернуться в строй.

Вспышки мушкетов подсветили дымную полосу, застилавшую каменную стенку впереди. Свинец жужжал над головой Шарпа, дёргал шёлк знамён. Майор одобрительно следил, как д’Алембор обходит стену справа. Ирландский взвод произвёл по её защитникам залп. Крики. Французы заметили манёвр д’Алембора и сочли за благо отступить к следующей преграде на пути атакующих. А таких преград ещё много, подумал Шарп.

— Эй, а где клич, увальни? Ну-ка, дайте лягушатникам понять, что мы уже здесь!

Шарп перевалился через стенку, следуя за ирландцами.