— Вперед! — чванливый поганец не унимался, — Обходите слева! Да пошевеливайтесь, бездельники!

Он держался позади всех, не желая подвергнуть драгоценную шкуру опасности.

Харпер тщательно прицелился. Первого он, памятуя приказ Шарпа, ранил. С офицериком, машущим сабелькой, старшина цацкаться не собирался. Затаив дыхание, он окаменел и медленно спустил курок. Карабин дёрнулся. Офицер скомканной тряпкой выпал из седла. Один убитый, один раненый. Учитесь, жабы. Так воюют солдаты Веллингтона.

— Патрик!

Ухмыляясь, Харпер сполз в ручей и пошлёпал с шомполом в одной руке, карабином — в другой, к лодке, выведенной Шарпом на полосу расчищенной от ила и растительности воды.

Под весом ирландца лодка осела. Шарп, отталкиваясь веслом от топкого дна, двинул судёнышко вперёд. Ободренные тем, что по ним больше не стреляют, ополченцы усилили огонь. К счастью, меткостью они не отличались, и беглецы, то, работая вёслами, будто шестами, то цепляясь за камыши, выплыли из ручья.

Стремительный поток развернул лодчонку, и Крауч понёс друзей к морю, которое, насколько помнил Шарп, находилось километрах в трёх.

— Вёсла!

Стрелки ударили вёслами, отгребая к северному берегу.

Свинец без толку дырявил воду за кормой. Крики бессильной ярости смешивались с лязгом шомполов.

— Медлительные, как улитки. — презрительно высказался Харпер, — На каждый их выстрел я ответил бы двумя, а то и тремя!

— Хватит трепаться. — оборвал друга Шарп, — Греби давай.

Харпер не обиделся. Он был намного сильнее Шарпа, и лодка шла одним бортом чуть вперёд. Каждый гребок осыпал друзей дождём холодных капель с вёсел.

— Насчёт этих псов, сэр… Похоже, я всё-таки уложил одного.

— Уложил?

— Случайно, сэр. Прицел неверный взял.

— Чёрт с ним. Нас они вон тоже не жалеют!

От ополченцев их отделяли сто с гаком метров. Шальная пуля отколола от борта длинную щепку и улетела в темноту. Харпер хохотнул:

— Меткое попадание!

— Греби, греби!

Крауч нёс плоскодонку мимо Фаулниса, и Шарп заметил пехотинцев, предводительствуемых одиноким всадником. Мушкеты плюнули огнём. Водная гладь отразила вспышки. Нос лодки ткнулся в северный берег. Харпер выскочил на сушу и одним махом втащил за собой плоскодонку. Нащупав на дне лодки заветный свёрток, Шарп перевалился через борт. Ирландец, опершись на колено, целился из карабина во всадника на южном берегу.

— Даром пулю потратишь. Расстояние великовато.

— А вдруг? — отозвался Харпер и дёрнул спусковой крючок.

Свинцовый шарик прожужжал над Краучем. Харпер заорал во всю мощь лёгких:

— Гостинчик из Ирландии тебе, дурак набитый!

Вопль огласил противоположную сторону реки. Шарп затруднился бы уверенно определить, вызвало крик уязвлённое самолюбие либо уязвлённая плоть. Качая головой и пряча ухмылку, майор повёл донельзя довольного собой друга на север.

С Фаулниса они выбрались, но Шарп не обманывал себя: для Гирдвуда слишком многое было поставлено на кон, и в эту минуту ополченцы, не жалея коней, скакали к ближайшему мосту или броду через Крауч.

Друзья отклонились к западу, где виднелись лесистые холмы — кошмар для конницы, находка для пехоты. Стрелки спешили убраться подальше от Крауча, чтобы утро не застало их на болотистых равнинах, которые завтра будут кишеть раззадоренными потерями в своих рядах ополченцами. Пока что Бог миловал. Не сверкали вдали каски и клинки. Казалось, друзья одни в этом тихом краю спящих хуторов, низких холмов, обильных пастбищ и тёмных рощ.

Рассвет принёс разочарование. С вершины очередного холма беглецам открылась река, в сравнении с которой Крауч представлялся жалким ручьём.