Всякий раз, когда у Тика-тян был ко мне разговор, это значило, что она хотела посоветоваться со мной по поводу какой-нибудь ерунды. Вот и сейчас, наверное, что-нибудь из этой оперы, — подумала я, но Тика-тян зашептала с таким видом, будто хотела сообщить мне что-то ужасно важное.

— Ты знаешь, это по поводу Ю-тяна, — мое сердце так и ухнуло.

— Он вчера пришел в бар посреди ночи и говорит: Не спится мне! Что-то плохо мне, говорит, давай съездим куда-нибудь, развеемся. Нет, ты не думай! Я его знаю еще во-от такусеньким. У нас ничего с ним… Да он мне как сын. Как сын.

— Да знаю я. — Я засмеялась. Тика-тян продолжала.

— Я так удивилась. Я же дурочка, никогда толком не могу понять, что у человека на душе… А он, он ведь никогда не показывает другим свои слабости. Он слезливый, конечно, но никогда не ноет, не пристает с капризами, правда же? А тут вдруг прилепился: поехали да поехали. Грустный такой, того и гляди угаснет весь. Я бы и хотела с ним поехать, но мы сейчас бар ремонтируем. Еще ничего в норму не пришло, так что не могу отлучиться. Ну, я ему и говорю: не могу, а он: Да-а? Ладно, тогда один поеду куда-нибудь. Поник весь. Я ему дала адресок одной гостиницы.

— Ага.

— Ну, и я в шутку говорю: Возьми Микагэ с собой. Просто пошутила, правда. А он тогда так серьезно говорит: Она по работе в Идзу едет. И вообще я больше не хочу ее втягивать в нашу семью. У нее сейчас как раз всё наладилось, так что что я буду. И тут я сразу всё поняла. Сама подумай, это ж любовь! Точно, влюбился. Микагэ, у меня и адрес его гостиницы есть, и телефон. Поезжай за ним, Микагэ, и хорошенько делом займись!

— Тика-тяян, — сказала я, — Я ведь завтра по работе еду.

Я была в шоке.

Мне казалось, я реально ощутила, что чувствует Юити, мне было понятно. Сейчас ему хотелось в сотни раз сильнее, чем мне, уехать далеко-далеко. Уехать одному туда, где можно было ни о чем не думать. Убежать от всего, и от меня в том числе, и, может быть, даже не возвращаться. Никаких сомнений. Я была в этом уверена.

— Да ладно, какая еще работа, — сказала Тика-тян, придвинувшись поближе, — В таких ситуациях женщина может сделать только одно. Или ты что, неужели девственница? Или… Или вы давно уже трахаетесь?

— Тика-тян, — вообще-то я иногда думаю: хорошо бы все люди в мире были такие, как Тика-тян. Отражавшиеся в глазах Тика-тян я и Юити выглядели гораздо счастливее, чем на самом деле.

— Я подумаю как следует, — сказала я, — Я же совсем недавно узнала про Эрико, и то у меня в голове всё перепуталось, а у Юити, наверное, и того хуже. Не могу я к нему врываться в грязных ботинках.

И тут Тика-тян посерьезнела и оторвалась от лапши.

— Это точно. Я в ту ночь не работала в баре и не видела, как погибла Эри-тян. Поэтому до сих пор не верится… Но я в лицо знала того мужика. Если бы Эрико посоветовалась со мной, когда он стал наведываться в бар, ни за что бы не допустила до такого. И Ю-тяна жалко. Такой добрый мальчик, а смотрел новости с каменным лицом и говорил: Все убийцы должны умереть. Ю-тян тоже один остался одинешенек. Эри-тян привыкла всегда сама решать. Кто же знал, что всё так обернется… — Глаза Тика-тян наполнились слезами. Не успела я пробормотать: ну, что ты, — как Тика-тян зарыдала, и все стали на нее смотреть. Тика-тян всхлипывала, плечи у нее вздрагивали, слезы капали в бульон.

— Микагэ-тян, мне так одиноко. Почему такое случается? Неужели бога нет? Как представлю себе, что больше не увижу Эри-тян… Да что же это такое? — Я вышла из закусочной, ведя не прекращающую рыданий Тика-тян. Я довела ее до станции, поддерживая за высокие плечи.