Возникшие неизвестно откуда солдаты пограничной службы "темнозеленые береты" — уже выстроили оцепление и двигались навстречу вдоль улицы. Несколько солдат бежали впереди цепочки, заглядывая в окрестные лавки и магазинчики. Они разыскивали террористов-соучастников. Еще десятки добровольцев в форменных полицейских лифчиках уже перекрывали ближайшие перекрестки. У израильтян был богатый опыт реагирования по горячим следам в терактах тут погибало в год до пятиста человек и еще свыше двух тысяч становились пострадавшими…

Полиции было не до меня, но все-таки мне благоразумнее было не особо светиться, если я не хотел загреметь в следственный изолятор на Русском Подворье по подозрению в незаконном "собирании сведений о частной жизни лица, составляющих его личную или семейную тайну, из корыстной или иной личной заинтересованности…"

Мною было выполнено в Иерусалиме все, что я наметил, и можно было возвращаться…

Я обогнул квартал и снова вышел к зданию центрального супермаркета "Машбир". Дальше уже никого не пускали, там тоже стояли полицейские с волонтерами…

Работали светофоры, но городской транспорт уже тормознули на дальних подступах к Центру.

Три религиозных еврея — двое взрослых и подросток — на пустом перекрестке, все в черном, в широких хасидских шляпах на затылках и средневековых кафтанах — дисциплинировано ждали, не решаясь идти на красный свет.

Окрестные улочки были безлюдны…

К месту взрыва пропускали только "скорые", они мгновенно загружались раненными в металлических носилках, которые при необходимости немедленно поднимались, превращаясь в больничные каталки на колесиках.

В воздухе стояла непрекращающаяся трель сирен десятков маневрирующих амбулансов, повсюду на кабинах мелькали сигнальные круговерти огней. Непонятного назначения агрегат где-то поблизости издавал надрывные звуки, напоминавшие кваканье…

Вокруг все что-то громко говорили, размахивали руками. Бородатый оператор телевидения крупным планом снимал лицо мужчины на тротуаре. Тот что-то рассказывал, обоими пальцами прикрывал глаза; по щекам у него, текли слезы. Девушка-солдатка с пудовым рюкзаком и автоматом утешала какую-то женщину…

Таким мне на этот раз и запомнился Иерусалим…

Неожиданно откуда-то из двора вынырнула новенькая "субара", попыталась свернуть на забитую амбулансами и спецтранспортом Кинг Джордж. Женщина за рулем куда-то спешила и ей не было дела до взрыва, до пробки на дороге. Полицейские, естественно, ее тут же завернули, в ответ на что она несколько раз громко крикнула им "балаган!" И один из блюстителей порядка, широким жестом указав на проносящиеся мимо скорые, тоже что-то громко и выразительно ей прокричал, что я, не зная иврита, немедленно перевел:

— А это все, что ты сейчас видишь, это — не балаган, по твоему?!..

Стюардессы разнесли по салону питье и газеты. Мне достался "Джерузалим пост" на английском и наши "Известия"…

Я открыл, было, их, но понял, что не смогу сосредоточиться, отложил газету.

На экране телевизора в центре салона маленький домашний мальчик заворачивал огромного, как теленок, белого в темных "яблоках" пса, упершись обеими руками ему в холку…

Я достал справку израильского частного детектива — мне хотелось удостовериться в том, что она не пропала в суматохе, и несколько минут листал.

Затем привычно заглянул в конец: сто тысяч долларов, переведенные месяц назад по указанию Хробыстова через фиктивную фирму "Меридор", получил Калиншевский…

Шломи удалось заглянуть в закрытые счета российских фирм…

Но моя цель была проста и определенна — мой заказчик. Я должен знать, что предприму в ответ, если попытка шантажировать генерала Арзамасцева моими видеозаписями станет реальной.