Гэбриел оставил сообщение, что Сайласа изгнали с нашего континента и он вместе с «Дервишами» отправился в турне по Азии. Сэм передал в совет петицию с требованием считать меня полноправным членом рода. Иэн поддержал это требование. Малышка поживает замечательно, а Уинни связалась с учеными-исследователями, входящими в семью, и хочет получить образец моей крови, чтобы подобрать подходящее лечение.

Впрочем, мне очень не хотелось услышать, что против моего заболевания никакое лечение не поможет.

В один прекрасный день ко мне заглянул Берни с целой сумкой сочинений для проверки. Когда мы оба принялись за работу, он сказал:

— Один из наших учителей заболел, и я хочу, чтобы ты его заменила.

— Я понятия не имею, как нужно учить подростков.

— Если ты смогла усмирить мужчину с ножом, то с подростками точно справишься.

Я покраснела от стыда.

— Я ведь могу кого-нибудь травмировать.

— Да никого ты не травмируешь, — спокойно возразил он. — Поработай несколько дней, иначе запись, изображающая твоих друзей, получит распространение.

— Ты меня шантажируешь?

— Я тебя убеждаю.

Боязнь среагировать на физический контакт была сильнее, чем страх перед учениками. Они читали «Гекльберри Финна» и жутко раздражали меня своими жалобами и на диалектную речь, и на само содержание романа. Один мальчик, сидевший в задней части класса, сполз на своем стуле и заявил:

— А ты конкретно скучная сучка!

Я замерла. Весь класс смолк в ожидании. Однако, не ощутив желания запустить руки мальчику в живот и вынуть оттуда теплые, влажные кишки, я поняла, что, возможно, и вправду смогу преподавать.

— Заткнись! — радостно ответила я, поглядев на него так пристально и долго, что он в конце концов отвел глаза и еще больше съехал со стула.

Я велела им закрыть учебники и рассказала, за что люблю Марка Твена. Он потерял своего любимого брата, дочь, а затем и жену, но навсегда сохранил способность чутко и горячо проникаться человеческими проблемами. А потом мы поговорили о потере, надежде, свободе и гуманности.

Пусть они не станут вспоминать это мгновение как особый момент, когда пылинки кружились в проникавшем с улицы солнечном свете, а все ученики сидели с вдохновенными лицами и даже один двоечник прозрел и решил идти в Гарвард. Однако примерно на пять минут они перестали драться и издавать непристойные звуки.

Заглянув по дороге домой в продуктовый магазин, я взяла несколько упаковок йогурта и хлопья для завтрака — то, чем можно питаться, не напрягаясь.

— Как продвигаются ваши кулинарные опыты? — поинтересовалась кассирша, презрительно оглядев мои покупки.

— Кулинарные опыты?

— Вы же говорили, что пробуете все рецепты Джулии Чайлд.

— А, это… Ради себя одной не хочется возиться.

— Ты могла бы пригласить на ужин меня, — сказал кто-то за моей спиной.

Повернувшись, я увидела свою бывшую массажистку в длинной хипповой юбке. Тривени отпустила волосы, и они красивыми волнами ниспадали на плечи.

— Тривени, как дела?

— Все хорошо. Я ведь больше не работаю в «Парагоне».

— Что случилось?

Она подняла руки, и ее цветные стеклянные браслеты тихо звякнули.

— У них там началась большая перетряска, и все, кто хотел уйти, получили компенсацию. Я открыла массажный кабинет у себя дома.

— Значит, все получилось?

— Конечно. А как ты?

Вместо ответа я предложила:

— Приходи ко мне на ужин. У меня есть клубничный йогурт.