– Не могу, – хрипло отозвался Джон.

Кэролайн сочувственно кивнула.

– Тогда я отправляюсь спать. К утру вы совсем устанете, и вам понадобится помощь. – Она шагнула к двери.

– Спасибо вам, – вдруг произнес Джон.

– Она же моя дочь.

Джон глотнул, вспоминая, что, когда он болел, мать никогда не подходила к его постели.

– Это мне следует благодарить вас, – продолжала Кэролайн.

Джон удивленно поднял голову, вопросительно уставившись на даму.

– За что?

– За то, что вы любите ее, – большего я не могу желать. – С этими словами она покинула комнату.

Вскоре Белл погрузилась в глубокий сон. Джон передвинул ее на другую половину постели, где простыни оставались сухими, наклонился и поцеловал в висок.

– Борись, – умоляюще прошептал он, – ты справишься.

Отойдя к креслу, Джон упал в него. Должно быть, он задремал, потому что, когда в следующий раз открыл глаза, уже близился рассвет, едва заметный среди проливного дождя. Погода не подавала никаких признаков улучшения, гроза не собиралась затихать. Джон долго смотрел в окно, пытаясь отыскать в мрачном городском пейзаже хоть малейший повод для оптимизма. Неожиданно ему пришло в голову сделать то, чего не делал много лет.

Он начал молиться.

Ни состояние Белл, ни погода не улучшались еще несколько дней. Джон не отходил от жены, заставляя ее время от времени выпить воды или бульона, предлагая лауданум, когда она впадала в истерику. К концу третьего дня Джон понял, что Белл грозит смертельная опасность, если лихорадка вскоре не прекратится. Она уже несколько дней не ела, исхудав до неузнаваемости. В последний раз обтирая ее влажным полотенцем, Джон заметил, как выступают у нее ребра.

Врач приходил каждый день, но помощи от его визитов было немного. Надо лишь ждать и молиться, убеждал он родственников Белл.

Пытаясь подавить тревогу, Джон коснулся ее лба. Казалось, она совершенно не замечает его присутствия. В сущности, она не воспринимала ничего, кроме кошмаров, теснящихся в ее воспаленном мозгу. Начиная ухаживать за Белл, Джон был спокойным и решительным, но теперь его силы были на исходе. За эти три дня он почти не спал и ел немногим больше самой Белл. Его глаза покраснели, лицо осунулось, и зеркало подсказывало, что он выглядит не лучше больной.

Его охватило отчаяние. Что делать, если Белл не поправится? Несколько раз во время своих бдении он ронял голову на скрещенные руки, не вытирая текущих по лицу слез. Джон не представлял себе, сможет ли он жить, если Белл умрет.

Нахмурившись, он прошел к постели и вытянулся рядом с Белл. Она лежала неподвижно, но Джон уловил едва заметную перемену в ее состоянии. Эта неподвижность казалась неестественной, дыхание стало неглубоким и редким. Страх железной лапой вцепился в сердце Джона, и он схватил Белл за плечи.

– Неужели ты решила сдаться? – хрипло закричал он.

Голова Белл склонилась набок, и она тихонько застонала.

– Черт побери, не смей сдаваться! – Джон встряхнул ее сильнее.

Его голос доносился до Белл издалека, словно из длинного, невероятно длинного туннеля. Она узнала голос Джона, но не могла понять, почему он оказался рядом, в ее спальне. Он был явно рассержен. Неужели он рассердился на нее? Белл вздохнула. Она устала, слишком устала, чтобы бороться с рассерженным мужчиной.

– Ты слышишь меня, Белл? – настаивал Джон. – Я никогда не прощу тебе, если ты сдашься.

Белл поморщилась, почувствовав, как Джон сжимает ее плечи. Ей хотелось застонать от боли, но не хватало сил.