— А если я вернусь в Лас-Алмас и они узнают, что в ту ночь, когда убили Андреаса, именно я подняла тревогу, забив в колокол? Представляешь, какую боль они испытают? Как, по-твоему, они будут относиться ко мне тогда?

— Они поймут, что ты поступила так же, как и Два Орла, который сражался с полицейскими, напавшими на его деревню. Это же сделал бы любой из нас, если бы нашему дому угрожала опасность. Вообще-то они все знают, Кэрли. Тетя сказала мне, что они знали это с ночи fandango.

— Откуда?

— Даже я не знал, что они услышали эту историю, хотя мне следовало догадаться. Тетя решила, что отчасти из-за этого ты не вернулась со мной из Монтеррея. Я не признался ей, что причина тому — моя жестокость и предубеждения.

Она подняла голову. Золотистый свет лампы упал на ее роскошные волосы. Рамон ощутил знакомое волнение.

— Ты с такой легкостью говоришь о прошлом, — заметила Кэрли, — но есть еще более важные проблемы. Если я вернусь, рано или поздно у нас появятся дети со смешанной кровью — наполовину англичане, наполовину испанцы. Как ты будешь к ним относиться? Будешь ли любить их меньше оттого, что их мать — gringa?

Он мягко сжал ее плечи:

— Madre de Dios, не могу поверить, что заставил тебя сомневаться в этом. Неужели ты думаешь, что я не любил бы наших детей? Santo de Cristo, я не могу представить себе более чудесного ребенка, чем дочь, похожая тебя! Или сын, наделенный твоей силой духа.

Кэрли вытерла слезы:

— Я вовсе не смелая, я трусиха. Я боюсь, вернувшись, снова потерять тебя. Мне этого не пережить.

— Ты не потеряешь меня. Я не глупец и не повторю прежние ошибки. Я люблю тебя. Если ты вернешься домой, я до конца жизни буду доказывать, как сильно люблю тебя.

Слеза снова скатилась по ее щеке.

— Мне нужно время, Рамон. Я все еще слышу твои оскорбительные слова. Я продолжаю думать…

— Не говори так. Я знаю, что бываю порой безжалостным, даже жестоким. Мне пришлось научиться этому, но моя истинная сущность не такова.

Рамон ощущал разочарование и нарастающее желание.

— Я не говорю, что со мной легко жить. У меня скверный характер, я бываю грубым и резким.

— Да, иногда ты бываешь грубым.

— Но неужели я так плох, Кэрли?

Ее взгляд как бы пытался проникнуть в душу Рамона.

— Ты упрям и властен. Требователен и ненасытен в постели. И все же ты самый замечательный мужчина, какого я видела.

— Кэрли…

Его сердце переполнилось любовью к ней. Он хотел отнести жену на кровать, овладеть ею, погрузиться в ее влажное, горячее лоно, почувствовать, как она дрожит под ним. Рамон хотел утвердить свои права на нее, сделать ее своей, заставить признать, что она принадлежит ему. Но он вспомнил о том, зачем появился здесь.

— Я вернусь за тобой, как только освобожу людей, и тогда не позволю тебе отказаться — даже если мне придется унести тебя на руках.

Она прикоснулась дрожащей рукой к его щеке:

— Будь осторожен, Рамон. Я не стану жить, если ты погибнешь.

Он привлек ее к себе, поцеловал страстно и жадно, заявляя о своих правах на Кэрли. Она принадлежит ему и должна знать об этом.

— Я вернусь за тобой, — твердо сказал Рамон, — клянусь тебе.

Ему очень хотелось остаться, но люди рассчитывали на него. Не следовало приходить сюда, но он не мог уехать, не увидев Кэрли. Задуманный им план был дерзким и опасным, а шансы на успех невелики. Однако от Рамона зависела жизнь друзей, и он должен сделать все, чтобы спасти их.