— Нет… да.

Она пожала плечами. Пытаясь под пристальным взглядом отца изобразить на лице безмятежность, бедная женщина подумала, что это будет последняя ложь перед тем, как она скажет своему отцу слова прощания. Это решение было принято ею в течение тех долгих дней ожидания событий, которые должны были разыграться в тюрьме сегодня.

Клариса сказала, что Роган любит ее, но ей самой он никогда этого не говорил. А если и так, достаточно ли будет этой любви? Даже выбравшись из тюрьмы, Роган никогда не будет полностью принадлежать ей до тех пор, пока справедливость окончательно не восторжествует.

Сможет ли она разделить свою судьбу с человеком, который поклялся разрушить жизнь ее отца? Ответа на этот вопрос она не находила, но точно знала, что не сможет быть рядом с отцом, который замыслил уничтожить любимого ею мужчину.

Как бы ни закончилась сегодняшняя ночь, она твердо знала, что ее совместное пребывание с отцом близится к концу.

Она уже не могла сдерживать свои чувства и резко поднялась из-за стола.

— Габриэль…

— Все в порядке, отец. — Она постаралась избежать его взгляда. — Но мне лучше подняться к себе.

Прежде чем она повернулась к двери, отец бережно приблизил к себе ее лицо. Нежность, участие, отразившиеся в его взгляде, буквально разрывали ей сердце.

Габриэль услышала слова, которые он прошептал за ее спиной:

— Все будет хорошо. Отдохни, ma cherie. Увидимся завтра.

Он помолчал, а затем, как бы вспомнив, добавил: — У меня встреча у Дюваля. Я обещал высказать мнение в политическом споре, который длится там уже несколько вечеров. Ты можешь сопровождать меня, если я тебе нужен.

— Со мной будет все в порядке, отец.

— Oui, ma petite[21], я буду там, если вдруг тебе понадоблюсь.

Слова застыли на ее губах, так и оставшись невысказанными. Она подняла голову, молча поцеловала отца в щеку и повернулась к двери. Последний поцелуй… Последний час…

Пуантро наблюдал, как Габриэль поднималась по лестнице на второй этаж. Она была печальна. Он не решился объяснить себе, в чем заключалась причина ее грустного настроения, поскольку не осмелился даже представить ту ярость, которую вызовет это объяснение.

Подумав еще раз о том, что должно произойти сегодня ночью в тюремных стенах, он окликнул Бойера. В холле, надевая пальто, он резко обернулся, услышав шаги старого слуги.

— Мадемуазель Габриэль плохо себя чувствует. Если я ей понадоблюсь, найдешь меня у Дюваля. Предупреждаю, что если ты задержишься хоть на минуту, то будешь жестоко наказан. Это понятно?

— Да, да.

Жерар вышел на улицу и глубоко вдохнул свежий ночной воздух. Сердце колотилось изо всех сил, когда он поднял руку и остановил экипаж.

Экипаж рванул вперед, и Жерар резко откинулся глубоко на сиденье. Все шло по его плану.

Он обдумывал уже, как изобразит шоковое состояние, когда новости об убийстве в тюрьме достигнут гостиной Дюваля.

Затем он поспешит домой, чтобы быть рядом с Габриэль. Там он утешит ее.

Понимая в глубине души, что скоро покинет этот дом и никогда больше сюда не возвратится, Габриэль пересекла холл и подошла к входной двери. Ей надо исчезнуть незаметно и быстро, прежде чем…

— Мамзель?..

Бойер. Габриэль повернулась к нему.

— Масса будет сердит, если узнает, что вы ушли. Она не осмелилась ответить.

— Мамзель?..

Она повернулась к двери и почувствовала прикосновение руки Бойера. Она посмотрела на слугу: его глаза были влажными.

— Бойер найдет вам экипаж, мамзель. Габриэль онемела.

Экипаж Пьера остановился на темной улице, находившейся позади тюрьмы. Довольный, что облака закрывали луну, Пьер прошептал последние инструкции кучеру и, уверенный в его надежности, шагнул во тьму.