|
Страху не знает. И вышка у нее обихожена, пожалуй, даже получше моей. Так и скажите, мол, твой наставник прислал…
Вот она, вышка, — 36 метров. * * * Часа четыре всего посидели мы рядом с Арсением Андриановичем. Но очень он мне запомнился. Веселый, общительный, доверчивый, как ребенок, преданный долгу и делу, никому не желающий зла и счастливый от этого. Вспоминаю его «скворечник» в лесах, вспоминаю прогретую солнцем смоляную Криушу и благодарю дорогу за эту встречу. Хорошего человека узнать — как чистой воды напиться. <sub> Фото автора. 24 мая 1980</sub> <sub> г.</sub>
За полюсом
Год назад 31 мая за полночь по московскому времени Юрий Хмелевский поймал инструментом плутавшее в облаках солнце: «Ребята, полюс!» И семеро скинули рюкзаки — цель достигнута. Журналистам на маленьких самолетах, летевшим к магической точке Земли, не терпелось увидеть семерку: как выглядят, что расскажут?.. Я их увидел в палатке. Они пировали. «Милости прошу к нашему шалашу», — не помню уж кто приветствовал прилетевших. В палатке было уже тесновато, сказать точнее, застолье напоминало кучу малу. Но, ей-ей, из всех приятных застолий я дольше всего буду вспоминать это — в полюсном «шалаше». Запах кофе, запах бензина от примуса, запах мужского пота… Больше всего, однако, запомнились лица хозяев полинявшего «шалаша». Прилетевшие глядели на них с удивлением, восхищением и немалой долей тревоги — лица семерки напоминали лица людей, неосторожно заглянувших в плавильную печь. Фотография сохранила облик семерки в тот памятный день. И память многое сохранила. С частотой возбужденного пульса стучал за палаткой движок — работала радиостанция, Леонид Лабутин всему свету слал вести из этого необычного лагеря. Легкий ветерок шевелил красный флаг на шесте. Стояли в стороне двукрылые самолеты, чья дорога сюда, на полюс, — тоже нешуточная. Возбужденные голоса. Ровный перламутровый свет. Вспоминаю чьи-то слова: «Всюду юг, в какую сторону ни посмотришь…» Помню попытку мысленно провести линию от шеста с флагом по льдам до суши, а потом по ней до Москвы, где с особенным интересом ждали отсюда вестей. Помню слова пожилого механика-авиатора: «Сюда пешком… И ведь дошли! Просто чудо». Помню сразу осиротевший полюс, когда мы все пошли к последнему самолету… И вот на минувшей неделе я опять их увидел всех вместе. На этот раз в подмосковном лесу, в местечке, где обычно они всегда собираются обсуждать планы, праздновать встречи Нового года и наступление лета. На этот раз у костра надо было обдумать, как лучше отметить «день полюса», то есть сегодняшний день, 31 мая. — Ну поглядите, разве скажешь, что это арктические герои. Загар — еле-еле, рюкзачки, кеды. Воскресные подмосковные ходоки! Гитары вот не хватает… — Нарочно громко язвил Хмелевский, умолкнувший, впрочем, сразу, как только вошли в поселок. Семерку тут сразу узнали. По улице, забегая вперед идущих, понеслись ребятишки: «Шпаро… Давыдов…» Старушка, у которой вместо иконы в углу наверняка стоит телевизор, остановилась, припоминая, где же она видела этих людей? И вспомнила. Резонно полагая, что всякие силы таких ребят должны опекать, старушка заботливо перекрестила сверкавшую майскими лужами тропку. — Ну что ты скажешь теперь? — наклонился к Хмелевскому Мельников. И оба перемигнулись. Они прожили год, славный во всех отношениях. Признание и понимание важности необычного перехода они почувствовали уже до полюса по многочисленным радиограммам, которые приходили в палатку со всей страны и из многих стран мира. |
