Карп Осипович садится прямо перед экраном. Агафья смотрит, высунув голову из-за двери. Прегрешенье она стремится замаливать сразу — пошепчет, покрестится, снова высунет голову. Старик же молится после усердно и за все разом.

Были у меня поручения двух московских друзей. Историк просил разузнать поприлежней, как Агафья «держит за хвостик время»? «Все ты можешь и не понять, но вот ориентиры: пользуется ли она термином «вруцилето»? В ходу ли понятие «солнечный круг»? Книгами в помощь могут ей быть «Устав» и «Псалтырь»…

Все я старательно расспросил. И Агафья приложила уйму изобретательности, чтобы мог я понять ее непростое искусство жреца-хроникера. Не понял! Но другу публично сейчас сообщаю: книги и термины — те же самые, во внимание также берутся сроки рожденья Луны.

Все вместе, как в нашем разговоре предполагалось, — допетровский счет времени на Руси.

Из Института русского языка мне дали большую, на трех листах, инструкцию, как улавливать тонкости говора, и просили запоминать слова необычные, непонятные. Улов мой, признаюсь, ничтожен — уместится в двух-трех строках: имануха (коза), лопатйнка (одежда), баско (хорошо, славно), ланйсь (прошлым летом), хламйна (дом), путики (грибы сыроежки)…

Агафья. Лето этого года.

Кое-что выяснил для себя… Огороды свои Лыковы удобряли — сжинали таежные сочные травы и не сушили их, а в кучах гноили. Домашних животных не держали, потому что «не было племя». Семена у картошки за сорок лет с лишним ни разу не обновлялись, но картошка продолжает превосходно расти, хорошо сохраняется и вкуса отменного.

«Как лечили Лыковы зубы?» — просил узнать один из наших читателей. Агафья сказала: «Молитвой. Если молитва не помогала — держала открытый рот над горячей картошкой». Спросил о вырывании зубов. Этот вопрос не поняли — «зачем вырывать зубы?» «Есть ли в здешней тайге русалки, лешие, ведьмы?». Старик и Агафья серьезно посоветовались и сказали: «Ни разу не видели». Сожалеют или радуются, что встретили людей? «Поначалу так было боязно. А сейчас нет. Без людей пропадем».

Почему бы не двинуться к людям поближе? Ведь предлагают геологи вблизи от поселка срубить избу, помогут и с огородом. «Нам это не можно… Тут прижились».

После этой беседы Агафья сходила в избу и вернулась с ружьишком, старенькой, перебинтованной изолентою «тулкой» двадцать восьмого калибра. Ружьишко прислал отец Ерофея — «примите, как милостыню». Агафья подарок уже опробовала. «Принесла двух рябцов», — похвалился старик.

— А чего бы тебе самому не стрельнуть? — сказал Ерофей.

Карп загорелся. Стали искать, во что бы стрельнуть. И я укрепил на пенечке старую кеду подошвой к стрелку.

Старик целился так усердно, так долго, как будто от этого зависела его жизнь… Выстрел грянул. Сунув ружье Ерофею, старик побежал к мишени, как бегут за добычей. (Больно видеть, как бегут старики — туловище вперед, а ноги не поспевают.) Подняв кеду, Карп Осипович воткнул в дырку палец — «Попал!» Бородатое лицо сияло, как у ребенка. Легко понять эту радость, когда человеку девятый десяток.

Синий пахучий дымок опустился над огородом. Агафья тоже хотела стрельнуть. Поколебавшись, не стала — «зелье (порох) надо беречь».

— Все на ней — печь, огород, охота и плотницкие дела. Я-то годен теперь только рыбицу половить, — со вздохом сказал старик вслед уносившей ружье Агафье.

Кручина главная у Лыкова-старшего — новая хижина. Постройка, по настоянию отца, начата была сыновьями. (Агафья: «Митя с этим делом-то надорвался»).