Изменить размер шрифта - +
В химическом коктейле, тут оседающем, главное подозрение вызывают азотные соединенья и в первую очередь гептил. Сколько его, каков механизм действия на живые организмы, что и как надо делать для ликвидации последствий и как предотвратить дальнейшее заражение природы — проблема серьезная и большая. Боюсь, что силами (и средствами!) ныне действующих специалистов решать ее трудно. Нужна большая (и срочная!) государственная программа исследований всего комплекса загрязнений.

 

 

Агафья у могилы отца.

 

Законный вопрос: как получилось, что топливом для ракет стало высокотоксичное вещество? Ответ простой. Все ракеты для «мирного космоса» — двойники ракет боевых. Для них гептил — горючее высокоэффективное. Боевые ракеты, слава богу, не полетели. А если бы полетели — кто на Большом пожаре вспомнил бы о каких-то следах гептила? Но приспособленные к мирным делам ракеты, взлетая довольно часто, ядовитый свой след обозначили. И если учесть, что гептил плохо разлагается, может накапливаться в живых организмах и передаваться по пищевым цепям, то внимание ко всем процессам, где задействован химикат, должно быть очень большим.

Нынешняя группа исследователей (программа «Экое» действует с 1988 года) прибывает к месту паденья второй ступени перед каждым полетом — берут анализы почв, воды и растений до полета и после. Очередной «Протон» с американским спутником связи «Инмарсат» полетит наступающей ночью. Наблюдать за пролетом и брать все необходимое для анализов будут две группы в разных местах. Место, где обитает Агафья, она сама и вся живность при ней особенно интересны ученым.

Тут нет ничего (например, алкоголя или промышленных загрязнений), что может смазать картину исследований…

Час ночи на 7-е сентября. Небо как по заказу высокое, чистое. Звезды отражаются в тихой заводи Ерината. По инструкции всем надо остаться в избе, но разве можно упустить возможность редкого зрелища. Как на тайную встречу, цепочкой, с фонариком спускаемся под гору в пойму реки. Агафья, поколебавшись — идти или нет? — не удержалась от любопытства, тоже спускается вниз.

Мороз белой солью лежит на траве, на камнях. Тихо и холодно. Сверяем часы. Кнопку на Байконуре нажмут в 1 час 37 минут местного времени. Подлет ракеты — семь минут.

— Вон вершина. Из-за нее полетит… — как эксперт выступает Агафья. Место для себя на всякий случай она выбирает возле тюков соломы, привезенных для коз.

Отмечаем: «Пуск прошел!» Теперь ждать…

Ощущение нереальности. Слева от меня стоит полковник — подсвечивает фонариком часы на руке. Рядом с ним — майор с видеокамерой, а справа притулилась Агафья, жмется к Николаю Николаевичу и потихонечку крестится.

На Байконуре уже проводили, наверное, взглядом удаляющееся на восток пламя ракеты. Семь минут нам кажутся долгими. Шумит на камнях Еринат. Справа и слева темнеет крутизна гор. Небо мы видим со дна каньона — все в ярких звездах. На горке в хозяйстве Агафьи пропел петух, гавкнула разбуженная «живыми часами» собака. «Пролетает Семипалатинск…» — вслух прикидывает полковник.

И вот в месте, указанном Агафьей, появляется что-то окутанное бледным призрачным светом и быстро удаляется на восток. «Третья ступень. Высота сто сорок восемь километров…» — ориентирует полковник майора, которому надо заснять паденье второй ступени. Она уже отделилась где-то на подходе к «району Агафьи», с большой высоты уже погрузилась в плотную часть атмосферы. И вот-вот должна появиться из-за горы на высоте примерно тридцати километров.

Появилась! Шар ослепительно-белого света, по бокам — еще два светящихся шара по-меньше. А сзади, как у дракона, длинная полоса красного пламени.

Быстрый переход