Ласки мои неумелы и грубы.

Ты же – нежнее, чем май.

Что же? Целуй в помертвелые губы.

Пояс печальный снимай.

7 мая 1907

«Ты отошла, и я в пустыне…»

Ты отошла, и я в пустыне

К песку горячему приник.

Но слова гордого отныне

Не может вымолвить язык.

О том, что было, не жалея,

Твою я понял высоту:

Да. Ты – родная Галилея

Мне – невоскресшему Христу.

И пусть другой тебя ласкает,

Пусть множит дикую молву:

Сын Человеческий не знает,

Где приклонить ему главу.

30 мая 1907

«Я ухо приложил к земле…»

Я ухо приложил к земле.

Я муки криком не нарушу.

Ты слишком хриплым стоном душу

Бессмертную томишь во мгле!

Эй, встань и загорись и жги!

Эй, подними свой верный молот,

Чтоб молнией живой расколот

Был мрак, где не видать ни зги!

Ты роешься, подземный крот!

Я слышу трудный, хриплый голос…

Не медли. Помни: слабый колос

Под их секирой упадет…

Как зерна, злую землю рой

И выходи на свет. И ведай:

За их случайною победой

Роится сумрак гробовой.

Лелей, пои, таи ту новь,

Пройдет весна – над этой новью,

Вспоенная твоею кровью,

Созреет новая любовь.

3 июня 1907

«Тропами тайными, ночными…»

Тропами тайными, ночными,

При свете траурной зари,

Придут замученные ими,

Над ними встанут упыри.

Овеют призраки ночные

Их помышленья и дела,

И загниют еще живые

Их слишком сытые тела.

Их корабли в пучине водной

Не сыщут ржавых якорей,

И не успеть дочесть отходной

Тебе, пузатый иерей!

Довольных сытое обличье,

Сокройся в темные гроба!

Так нам велит времен величье

И розоперстая судьба!

Гроба, наполненные гнилью,

Свободный, сбрось с могучих плеч!

Всё, всё – да станет легкой пылью

Под солнцем, не уставшим жечь!

3 июня 1907

Девушке

Ты перед ним – что стебель гибкий,

Он пред тобой – что лютый зверь.

Не соблазняй его улыбкой,

Молчи, когда стучится в дверь.

А если он ворвется силой,

За дверью стань и стереги:

Успеешь – в горнице немилой

Сухие стены подожги.

А если близок час позорный,

Ты повернись лицом к углу,

Свяжи узлом платок свой черный

И в черный узел спрячь иглу.

И пусть игла твоя вонзится

В ладони грубые, когда

В его руках ты будешь биться,

Крича от боли и стыда…

И пусть в угаре страсти грубой

Он не запомнит, сгоряча,

Твои оттиснутые зубы

Глубоким шрамом вдоль плеча!

6 июня 1907

«Сырое лето. Я лежу…»

Сырое лето. Я лежу

В постели – болен. Что‑то подступает

Горячее и жгучее в груди.

А на усадьбе, в тенях светлой ночи,

Собаки с лаем носятся вкруг дома.

И меж своих – я сам не свой. Меж кровных

Бескровен – и не знаю чувств родства.

И люди опостылели немногим

Лишь меньше, чем убитый мной комар.