Я люблю эту ложь, этот блеск,

Твой манящий девичий наряд,

Вечный гомон и уличный треск,

Фонарей убегающий ряд.

Я люблю, и любуюсь, и жду

Переливчатых красок и слов

Подойду и опять отойду

В глубины протекающих снов.

Как ты лжива и как ты бела!

Мне же по сердцу белая ложь..

Завершая дневные дела,

Знаю – вечером снова придешь.

5 апреля 1902

«Люблю высокие соборы…»

Люблю высокие соборы,

Душой смиряясь, посещать,

Входить на сумрачные хоры,

В толпе поющих исчезать.

Боюсь души моей двуликой

И осторожно хороню

Свой образ дьявольский и дикий

В сию священную броню.

В своей молитве суеверной

Ищу защиты у Христа,

Но из‑под маски лицемерной

Смеются лживые уста.

И тихо, с неизменным ликом,

В мерцаньи мертвенном свечей,

Бужу я память о Двуликом

В сердцах молящихся людей.

Вот – содрогнулись, смолкли хоры,

В смятеньи бросились бежать…

Люблю высокие соборы,

Душой смиряясь, посещать.

8 апреля 1902

«В сумерки девушку стройную…»

В сумерки девушку стройную

В рощу уводит луна.

Смотрит на рощу спокойную,

Бродит, тоскует она.

Стройного юноши пение

В сумерки слышно в лугах.

В звуках – печаль и томление,

Милая – в грустных словах.

В сумерки белый поднимется,

Рощу, луга окружит,

Милая с милым обнимется,

Песня в лугах замолчит.

10 апреля 1902 (Декабрь 1915)

«Я знаю день моих проклятий…»

Я знаю день моих проклятий,

Бегу в мой довременный скит,

Я вырываюсь из объятий,

Но он – распутье сторожит.

Его докучливые крики –

То близко, то издалека –

И страх, и стыд, и ужас дикий,

И обнаженная тоска.

И на распутьи – пленник жалкий

Я спотыкаюсь, я кричу…

Он манит белою русалкой,

Он теплит издали свечу…

И, весь измучен, в исступленьи,

Я к миру возвращаюсь вновь –

На безысходное мученье,

На безысходную любовь.

13 апреля 1902 (1908?)

«Мы отошли и стали у кормила…»

Мы отошли и стали у кормила,

Где мимо шли сребристые струи.

И наблюдали вздутое ветрило,

И вечер дня, и линии твои.

Теряясь в мгле, ты ветром управляла

Бесстрашная, на водной быстрине.

Ты, как заря, невнятно догорала

В его душе – и пела обо мне.

И каждый звук – короткий и протяжный

Я измерял, блаженный, у руля.

А он смотрел, задумчивый и важный,

Как вдалеке туманилась земля…

13 апреля 1902

«Завтра в сумерки встретимся мы…»

Завтра в сумерки встретимся мы

Ты протянешь приветливо руки.

Но на памяти – с прежней зимы

Непонятно тоскливые звуки.

Ты, я знаю, запомнила дни

Заблуждений моих и тревог.

И когда мы с тобою одни

И безмолвен соседний порог,

Начинают незримо летать

Одинокие искры твои,

Начинаю тебя узнавать

Под напевами близкой любви,

И на миг ты по‑прежнему – ты,

Легкой дрожью даешь вспоминать

О блаженстве протекшей зимы,

Отдаленной, но верной мечты,

Под напевом мороза и тьмы

Начинаешь дрожать и роптать,

И, как прежде, мгновенную речь

Я стараюсь во тьме подстеречь…

13 апреля 1902

«Я тишиною очарован…»

Я тишиною очарован

Здесь – на дорожном полотне.