То плечи, то рука играющей наяды

         меж волн блеснет

         и скроется…

2

         В небе туча горит янтарем.

         Мглой курится.

         На туманном утесе забила крылом

         белоснежная птица.

         Водяная поет.

         Волоса распускает.

         Скоро солнце взойдет,

         и она, будто сказка, растает.

         И невольно грустит.

         И в алмазах ресницы.

         Кто-то, милый, кричит.

         Это голос восторженной птицы.

         Над морскими сапфирами рыбьим хвостом

         старец старый трясет, грозовой и сердитый.

         Скоро весь он рассеется призрачным сном,

         желто-розовой пеной покрытый.

         Солнце тучу перстом

         огнезарным пронзило.

         И опять серебристым крылом

         эта птица забила.

1902

Москва

Пир

         Поставил вина изумрудного кубки.

         Накрыл я приборы Мои стол разукрашен.

         Табачный угар из гигантовой трубки

         на небе застыл в виде облачных башен.

         Я чую поблизости поступь гиганта.

         К себе всех зову я с весельем и злостью.

         На пир пригласил горбуна-музыканта.

         Он бьет в барабан пожелтевшею костью.

         На мшистой лужайке танцуют скелеты

         в могильных покровах неистовый танец.

         Деревья листвой золотою одеты.

         Меж листьев блистает закатный багрянец.

         Пахучей гвоздикой мой стол разукрашен.

         Закат догорел среди облачных башен.

         Сгущается мрак… Не сидеть нам во мгле ведь?

         Поставил на стол я светильников девять.

         Пришел, нацепив ярко-огненный бант,

         мастито присев на какой-то обрубок,

         от бремени лет полысевший гигант

         и тянет вина изумрудного кубок.