Кишела где-то там в пыли,

         Один я наверху стоял,

         Был с богом неба и земли.

         И где же горные вершины?

         Где лучезарный свет и гром?

         Лежу я здесь, на дне долины,

         В томленье скорбном и немом.

         О, как любовь всё изменила.

         Я жду, во прахе недвижим,

         Чтоб чья-то ножка раздавила

         Меня с величием моим.

Между 31 января и 3 февраля 1892

«Я смерти не боюсь. Теперь мне жить не надо…»

         Я смерти не боюсь. Теперь мне жить не надо,

         Не нужен я теперь царице дум моих.

         Ей смертная любовь не принесет отрады,

         И слов ей не дает мой неуклюжий стих.

         Зато мой вечный дух, свободный и могучи

         К ее груди невидимо прильнет,

         Навеет в сердце ей рой сладостных созван?

         И светлой грезою всю душу обовьет.

         И ни на миг ее он не оставит,

         Любовью вечною ее он озарит,

         Стихию темную святым огнем расплавит

         И от земных оков без боли разрешит.

3 февраля 1892

Память

         Мчи меня, память, крылом нестареющим

         В милую сердцу страну.

         Вижу ее на пожарище тлеющем

         В сумраке зимнем одну.

         Горькой тоскою душа разрывается,

         Жизни там две сожжены,

         Новое что-то вдали начинается

         Вместо погибшей весны.

         Далее, память! Крылом тиховеющим

         Образ навей мне иной…

         Вижу ее на лугу зеленеющем

         Светлою летней порой.

         Солнце играет над дикою Тосною,

         Берег отвесный высок…

         Вижу знакомые старые сосны я,

         Белый сыпучий песок…

         Память, довольно! Вся скорбь пережитая

         Вновь овладела душой,

         Словно те прежние слезы пролитые

         Льются воскресшей волной.