Очаровательное личико омрачилось печалью.

– Она знает, что я жива и здорова. Она это чувствует, точно так же, как и я. Мы так тесно связаны. – Клеманс потупила взор и нежным тоном продолжила: – Мессир Жозеф, еще слишком рано. Ради нашей общей безопасности. Что касается графа д’Отона, он пока не должен знать, что я родная дочь его возлюбленной супруги.

– Я никогда не скажу ему об этом, даю тебе слово.

– Месяц назад в деревню приходили какие-то люди и расспрашивали о мальчике. Друзья или враги, не знаю. Если с моей любимой матерью что-то случится, со мной все будет кончено. Поймите меня правильно, мессир Жозеф. Я мечтаю только об одном: броситься к ней, оказаться в ее объятиях, говорить с ней, упиваться ее словами все дни напролет… Однако если мои враги, следуя обыкновенной логике, не спускают глаз с моей матери, они наверняка доберутся до Ложа, а она этого даже не заметит. Манускрипты спрятаны в надежном месте. Никому и в голову не придет искать их там. Но я боюсь приспешников камерленго. Они действуют так подло, так беззастенчиво, так жестоко… Разве можно быть уверенным, что они не вынудят меня признаться, где находится тайник?

На юном лице вновь заиграла улыбка.

– Как она поживает?

Настала очередь Жозефа отвести взгляд. Он не сомневался, что девушка прочтет в его глазах все, о чем он умолчал, чтобы избавить ее от бесконечных часов ужаса: о попытке отравить ее мать, о заключении графа в темницу.

– Если не считать того, что ей не хватает тебя, как воздуха, она пребывает в добром здравии и озаряет своим присутствием огромный замок так, что всем нам легко дышится. Когда я смогу сообщить ей счастливое известие? Ах, я уже так отчетливо вижу, как она радуется…

– Сомневаюсь, мессир Жозеф, – поправил врача голос, прерывавшийся от волнения.

Они одновременно обернулись. Перед ними, бледная как саван, стояла Аньес, дама де Суарси. Она закрывала ладонью рот, сдерживая крик, возможно, стон. К ее счастью примешивалась острая как лезвие боль. Аньес подняла брови, стараясь восстановить дыхание, подыскивая слова:

– Я шла за вами, мессир врач. Меня заинтриговали ваши частые прогулки по лесу, из которого вы возвращаетесь с пустой сумой.

Аньес смотрела на свою дочь. Не в состоянии сделать ни жеста, ни шага, она прошептала:

– Упивайся моими словами, дорогая. Упивайся мной до самого вечера. Да, ты права. Я больше не приду сюда и не увижу тебя до тех пор, пока наши враги не потерпят поражение. Они слишком неуловимые и грозные. Они намного опаснее, чем ты думаешь. Но я ношу тебя в себе, я помню все фразы, сказанные тобой, и повторяю их, пока не засну.

Клеманс бросилась к матери и крепко сжала ее в своих объятиях. Она долго плакала, прижавшись к обожаемой женщине, которой ей не хватало до боли, до головокружения.

Потрясенный Жозеф из Болоньи вдруг почувствовал несказанное облегчение и пошел к хижине Полины.

Довольный Жозеф перекинул тяжелую торбу через плечо и поспешил в мануарий. Вдруг, повинуясь инстинктивному чувству, он остановился и спрятался за могучий дуб. По опушке леса ехали два всадника, вернее, всадница и ее сопровождающий. Они проехали в двух туазах от Жильбера, даже не догадываясь о его присутствии. Обезумевший от страха Жильбер не мог сдвинуться с места. У него в голове вихрем носились мысли, но ему никак не удавалось сосредоточиться ни на одной из них.

Его добрая фея. Его добрая фея скоро вернется из От-Гравьера, куда она поехала, чтобы проследить за добычей руды. Жильбер со всех ног бросился к мануарию, словно за ним гнался дьявол.

К страху Жильбера примешивалось отчаяние.