Изменить размер шрифта - +
— За… полторы штуки

уев?
     Я вытаращил глаза от этой наглости.
     — Чего-о?
     — Ну купи, а? — Шестопалов умоляюще посмотрел мне в глаза. — У меня времени нет дожидаться, пока вы все эти пароли сломаете, пока ты продашь

кому-нибудь. Мне домой страсть как надо… Ну правда надо! А ты зато, ну, когда пароли сломаешь, сможешь это продать задорого.
     — Ты осознаешь вообще, Шестопалов, — угрожающе начал я, стряхивая с плеч похмельное офигение, — что запросто может быть так, что на этом винте

нет вообще ничего ценного? Осознаешь?
     — Ну… Так-то оно может быть… Но интуиция мне подсказывает, что штука это ценная!
     — Интуиция?
     — Да, интуиция! — Ефрейтор Шестопалов был непрошибаем. И даже сделал умное лицо.
     Я уже хотел было прочесть ему лекцию на тему «Как обстоят дела в реальной реальности и откуда берутся деньги», но вдруг… мне стало его по-

человечески жаль. Вот просто накатило. До слез. И я, не давая себе опомниться, полез за бумажником. Отсчитал штуку. И через стол передал ефрейтору.
     — Вот. Держи.
     — Но тут только штука, — протянул Шестопалов, вдосталь пошуршав зелеными купюрами.
     — Бери штуку, пока дают, товарищ ефрейтор. И имей в виду, что эту штуку я тебе даю просто потому, что люди должны помогать друг другу. Просто

потому, что у меня из-за того, что я ишачу с утра и до ночи в Зоне, какие-то деньги водятся, а у тебя, судя по всему, нет. То есть с моей стороны

этот жест — чистая благотворительность. Эти купюры — они, так сказать, идут в фонд помощи жертвам генетических экспериментов профессора Вениамина

Тау.
     Шестопалов подавленно молчал. А я продолжал поточить:
     — У меня лично нет никаких интуиций по поводу этого винчестера, Шестопалов. Я попробую отдать его специалистам. Но чтобы отдать его

специалистам, мне придется снова же заплатить деньги. Потому что специалисты — они, сука, ушлые. И деньги трындец как любят. Потом, если на этом

винчестере что-то найдется, я попробую это «что-то» продать. А кому продать? Сразу мне приходит в голову только Рыбин. Помнишь такого крутого перца?

Ну а если у Рыбина уже есть такой же винчестер? Или, по-твоему, что скоммуниздил ты не мог скоммуниздить сам Рыбин со своим спецназом?
     Ответом мне было сосредоточенное молчание. Похоже, я плевал прямо в нежную ефрейторскую душу.
     — В общем, хочешь — бери деньги. А не хочешь — сам возись с винтом, звони Рыбину, я даже телефончик тебе мобильный могу дать по дружбе.

Напорешься на секретаршу — скажешь, что от Володи Комбата.
     Дослушав меня, Шестопалов встал, сделал рожу кирпичом, сложил полученную от меня наличность пополам, заткнул ее в задний карман брюк и, ни

слова не говоря, удалился.
     Лишь только возле дверей «Лейки» он остановился, словно бы что-то припомнив. Обернулся ко мне. И, не глядя мне в глаза, сбивчиво пробормотал:
     — В общем, спасибо. Ну и заодно досвидос.
     «Досвидос» — это значит «до свидания», помнил я.
     
     
Эпилог
     
     Наступал вечер и этот вечер отнюдь не обещал быть томным.
Быстрый переход