|
Когда вслед за второй баночкой «Будвайзера» в ведро полетела третья, тело село на полу и, растирая глаза костяшками пальцев, широко зевнуло. — Вова? — спросило тело. — Так точно, товарищ сержант! — сказал я и улыбнулся, отсалютовав другу безбожно пенящимся пивом. — Сколько время? — простонал Костя и попробовал приподняться с колен. И действительно приподнялся. — Два еврея! — Ну Комбат… Не до красот слога мне сейчас. — Что «Комбат»? На часах раннее утро. Ноль часов тридцать минут. — Какое же это утро, Вова? — Именно, Костя! Вот примерно такие глубокомысленные разговоры мы вели, пока я не отправил его в душ и не напоил крепким, какой умею заваривать только я, черным чаем. Наконец — спустя каких-то сорок минут после пробуждения — в глазах Тополя вспыхнула искра сознания. Я вкратце рассказал ему о том пути, который проделало его бесчувственное тело от бара «Лейка» до моих скромных пенатов. А он рассказал мне, как дошел до жизни такой. — Короче, познакомился я с одной девчонкой по имени Атанайя… — Как? — Атанайя! Будешь перебивать, вообще ничего не буду рассказывать! — Капитулирен. — Я шутливо поднял руки вверх, кроткий, как фриц на руинах Харькова. — Так вот с Атанайей. Она сказала, что ей восемнадцать, но теперь я думаю, что меньше… — Меньше? Меньше восемнадцати? Совсем стыд потерял! — Я по-учительски пригрозил ему пальцем. — Этак и под статью попасть можно! За совращение несовершеннолетних! — Ну, под эту статью я еще не попадал, — странновато хохотнул Тополь. — Но ты же обещал не перебивать? Вообще я и сам малолеток недолюбливаю. Но вначале мне показалось, что ей двадцать пять. Там темно в этом клубе было — как в заднице у снорка. — Так вы в клубе познакомились? — Ага. На Крещатике. Называется «Прощай, идеалы!» — Ничего себе название. — Во-во. Но так модно сейчас, ты просто не в тренде… Ну и внутри все именно так, как и должно быть в клубе, где прощаются с идеалами: угарное пьянство и обмазанные маслом голые женщины вертятся вокруг пилонов. Моя Атанайя, правда, не вертелась, а тихо лакала мартини за столиком в углу. Поскольку никаких особенных планов у меня не было, я купил ей еще мартини и мороженого. Выпили. Съели мороженого, потанцевали. Опять съели, опять выпили… Это было вечером в пятницу. Ну, потом я ей говорю: «Тут накурено, пошли погуляем». Ну, погуляли. Костя отвлекся, чтобы хлебнуть чаю, и продолжил: — Она мне рассказывала про свою жизнь. Жаловалась на папца-идиота, на универ, где она якобы учится на заочном, свои взгляды на жизнь излагала, если этим словом можно назвать ту кашу со стразиками, которая у нее в голове… Целоваться я к ней не лез, даже за руку не хватал, просто шли по городу, болтали. Поели пиццы в каком-то ночном заведении возле вокзала. Чувствую, дело идет к утру, пора мне проводить девочку домой — а самому тоже отправляться в люлю, в гостиницу. |
